Наш спутник по Ла-Плате, уругвайский биолог, приехал сюда специально, чтобы еще раз встретиться с советскими учеными, когда узнал, что «Грибоедов» зайдет в Монтевидео. Прощаясь с нами, он сказал:
— Мы смотрим на вашу страну с надеждой, ибо прогресс науки возможен только у вас.
Дружеская теплота встречи перенесла нас мысленно на Родину. Мы чувствовали себя в доме миссии СССР в Монтевидео, как в родной семье.
Из Монтевидео «Грибоедов» ушел уже ночью. Мы пробыли в уругвайской столице, конечно, больше двух часов. Но Владимир Семенович не укорял нас. Он понимал наши чувства. Капитан не покидал мостика, пока не остались позади мачты «Адмирала Шпее». В 1939 году здесь, в водах Ла-Платы, был затоплен этот немецкий линкор. Устье Ла-Платы сравнительно, мелкое, и мачты линкора торчат из воды как раз на пути судов, проходящих из Монтевидео в открытое море. Не повезло немецкому адмиралу Шпее. Эскадра, которой он командовал в 1914 году, была уничтожена в Атлантическом океане у Фольклендских островов. А спустя четверть века в том же океане был затоплен линкор, носивший его имя. Я бродил по палубе, наблюдая, как медленно погружаются в океан огни порта. Наконец огни исчезли совсем. Но на низких тучах еще долго был виден отсвет уличных фонарей и реклам Монтевидео.
Вот уже дал о себе знать океан, — крупная зыбь плавно подхватывает наш корабль и то мягко опускает вниз, то снова поднимает. Свечения моря не видно. Только на востоке, где уже расчистилась широкая полоса неба, видны яркие звезды, и на горизонте океан серебрится, от скрытого для нас тучами лунного сияния…
«Грибоедову» надо было зайти в Рио, чтобы забрать живые растения, приготовленные для ленинградского Ботанического сада. Но бразильские власти в третий раз не пустили советское судно в столицу.
Работникам нашего посольства пришлось срочно перевезти все растения через горы по плохим дорогам и под дождей в Ангра-дос-Рейс. По радио мы получили извещение обо всем, этом. И вот «Грибоедов» в третий раз стал у стенки маленького порта и принял необычайный для него груз — ящики с восемью сотнями живых растений. Сам капитан, Владимир Семенович, следил за тем, чтобы растения были хорошо размещены и надежно закреплены на средней палубе, которая; неожиданно превратилась в маленький ботанический сад.
«Грибоедов» принял необычный груз.
… Я часто захожу в оранжереи ленинградского Ботанического сада, где стоят наши заатлантические «зеленые друзья». Их не узнать теперь, — так они выросли, так прекрасно развиваются в искусственных тропиках наших оранжерей.
Наши мастера-садоводы, Семен Николаевич Колмин и его помощники, сумели от многих растений получить десятки отводков. Кроме того, они вырастили сотни других растений из собранных нами семян. Наш труд не пропал даром, — ленинградцы могут любоваться растениями из тропиков Южного полушария.
Бананы раскинули свои громадные листья.
Вот кокосовая пальма. У нее уже несколько вполне развитых, типичных для этой пальмы, листьев. Начал формироваться ствол. А мы привезли ее маленьким проростком, еще соединенным с орехом.
Пальма денде (та самая, что дает масло) выращена в оранжерее из семян. Теперь она есть у нас во многих экземплярах.
Бананы пересадили в восстановленную большую оранжерею. Они раскинули вверх и вширь свои громадные листья. Им уже тесно и в этой оранжерее, листья упираются в стеклянный потолок.
Деревца умбу, которые нам подарил Пароди, уже выше человеческого роста. Много деревцов умбу удалось вырастить из семян.
Ваниль, которую мы привезли в виде отрезка ползучего стебля, разрослась так, что ее всё время черенкуют. Каждый раз она вновь разрастается и дает всё новые побеги. У нас уже более десятка экземпляров ванили.
Из семян дынного дерева легко были выращены многие деревца. Вот недавно дынное дерево цвело. Интересно, — завяжутся ли у него плоды и какими они вырастут?
А с бразильскими орехами оказалось очень трудно работать: они чрезвычайно медленно прорастают. Некоторые семена проросли только через четыре года. Мне показали крохотный, нежный, еще розоватый проросток. Глядя на него, трудно представить, что бертоллетия — одно из крупнейших деревьев амазонской гилей.
Мы привезли в маленьких горшочках несколько годовалых сеянцев араукарии. У них было по одной мутовке с зонтиковидно раскинутыми веточками. Теперь это вполне оформившиеся деревца, высотой до двух метров, с кроной, распростертой на полтора метра.
Кофейное дерево уже выше человеческого роста и отлично плодоносит. Оболочка его плодов такая же красноватая, как в природе. Выяснилось, кроме того, что кофейное дерево хорошо себя чувствует и успешно развивается в домашней, комнатной культуре.
Разрослись и жакаранда, и дерево мулат (то самое, что раз в году сбрасывает кору), и манго, и мармеладный плод. За истекшее время многие растения цвели и дали зрелые плоды; часть их законсервировали для пополнения музейной коллекции.
…Спустилась уже ночь, когда эхо троекратного прощального гудка «Грибоедова» отразилось от гор, побежало, затихая, по извилинам бухты и умолкло где-то за дальними островками.
Долго стояли на пристани два сотрудника нашего посольства, провожавшие нас. Мы уже потеряли их в сумраке ночи, а они, вероятно, всё еще смотрели, как движутся, удаляясь, огни советского корабля.
Под вечер, 29 июня, прошли острова Фернандо-де-Норонья — последний кусок Южной Америки. Перед нами — открытый океан.
Радиорубка теперь стала самым излюбленным уголком корабля: все стремились почаще посылать радиограммы домой и, волнуясь, ждали ответа. Радисту пришлось даже ввести норму: не более такого-то количества слов в неделю.
Вот мы уже миновали острова Зеленого Мыса.
Над океаном густая дымка. Стало сильно качать.
«Грибоедов» с полным грузом сидит глубоко, и волны часто перекатываются через палубу, огражденную только поручнями. А перед носом взлетают столбы пены, и в ней высоко над форштевнем вспыхивают искорки светящихся существ.
За Мадейрой ночью проснулись от грохота: разгулялась волна, в каюте всё попадало на пол. Из угла в угол раскатывались кокосовые орехи. Я купил перед отъездом для нашего музея целую гроздь орехов — 18 штук на одной кисти, весившей более 40 килограммов. И теперь кисти не стало — почти все плоды оторвались от плодоножек.
