просто: вдруг появится в лесу возле человека. Человек ее увидит, заинтересуется. Очень красивая птичка, необычная. Будет ее рассматривать, пойдет за ней, а она чуть отлетит и опять сядет, будто летать не может. Человек следом. Она и в руки не дается и не улетает. Человек пытается ловить ее, да так она его и уведет в самую чащу.
— Может и совсем увести, — говорили старые люди.
Нас предупреждали, а мы своих детей, чтобы они не смели уходить за такими птичками. А то уведет, и едва ли найдешь. Всякое в лесу случалось.
Иван Васильевич добавляет:
— А про птицу... Нет, ее не кукшовлиха зовут, а лесная сорока. Размером как сорока, голова черная, хвост короткий, вверх торчит, крылья и хвост — скрасна. Видишь ее редко, только в лесу, а где живет — неизвестно. Вот ее и называют – суйяльвиль уэмп — боровая яльвиля собака, или просто собака яльвиля. А увести точно может. Не улетает. Палку бросишь — не попадешь. Если за ней пойдешь, неизвестно куда забредешь.
Когда с Фирсиной Авдотьей в лесу беда случилось, то ее дочь Таисия рассказывала, что целый день они — эти собаки яльвиля — вокруг летали.
Мать с дочерью тогда ягоду на Ягле собирали. Там два бора. Первый деревенский, что ближе к деревне, а второй — аркансуй. Очень красивый, гористый бор. Посредине есть озеро. Только теперь, наверное, лес там вырубили, ничего не осталось. Так вот, в этом бору Фирсины ягоду собирали. Матери — Фирсиной Авдотье — все казалось, что ее кто-то куда-то зовет. Она все и старалась убежать на зов. Но дочь ее не отпускала. К вечеру они пришли в шалаш и там решили остаться ночевать. Но у них не было воды, и Таисия решила сходить по воду. Мать ее не отпускала. Но дочь уговорила и на короткое время отлучилась за водой. Когда пришла, то увидела, что у матери нет подбородка (раны тоже никакой не было) и она не может говорить. К утру мать умерла. Ее там и похоронили, на берегу озера, на возвышении. Только после этого ее, Фирсину Авдотью, дочь видела. Приходила она в деревню. Говорили, что пока дочь ходила по воду, ее подменили. Настоящую Фирсину Авдотью забрали, а свою, больную, оставили. Похожа-то она была похожа, но нижняя челюсть куда-то делась? Да и птицы эти... Они весь день вокруг их летали, а вечером вокруг шалаша кучами сидели, а потом, как только это случилось, враз все исчезли.
Левщ? Так с Левщем это давно было. Его родители в лесу оставили, а потом таким нашли. Его тоже подменили. У него тоже нижней челюсти не оказалось, и он не мог говорить. С Левщем давно было, а с Фирсиной-то совсем недавно. Где-то в шестидесятых годах.
Собака яльвиля? А что на самом деле?
Меня очень заинтересовала та птица, которую супруги Копьевы называют собакой яльвиля. По приезду в Междуреченский я пошла в библиотеку и взяла книгу «Определитель птиц».
И с этой книгой поехала вновь в Юмас к Коптевым, чтобы помогли разобраться, что же это за птица такая — собака яльвиля.
Долго рассматривал Иван Васильевич эту книгу. Потом присоединилась и Агния Ивановна. Нашли и собаку яльвиля — это кукша. И снова указали на особенность ее поведения — при встрече с человеком далеко и сразу не улетает, а как бы становится подранком, привлекает внимание к себе тем, что садится поблизости, снова чуток отлетит и т. д. Такое ее поведение — вроде бы зовет за собой, манит к себе. Но в руки не дается.
— От деревни Якорсан, в вершину Яглинской речки, шли такие бора: Харпим, Кантляуль.
Большой и маленький Кантляуль, между ними озеро под названием Светлое, а за ним и Митькин бор. Почему так называют, не знаю точно, но вроде бы потому, что когда-то это была вотчина нашего деда. А его Дмитрием звали. Вот вроде и Митькин бор.
Вот однажды, это примерно в 1953 году было, на этот бор и привел нас мой брат ягоду собирать. Нас было три женщины. Пришли на бор к вечеру. Ночевали спокойно. Брат наутро ушел дальше по своим делам, а мы начали ягоду собирать. Да только я в этом месте впервой, т. е. на этом бору надо, думаю, места посмотреть (я любопытная по лесу походить, посмотреть). Пайбу-короб за плечо и пошла дальше по бору. Нашла низину, а вокруг столько ягод! Я и давай собирать. Пособирала немного и думаю: «А как же там бабы? Я то насобираю, а они как?»
И давай их кричать, звать. А идти за ними не хочу. Пробегаю взад — вперед и место потеряю и ягод не наберу. Потому и начала кричать, их звать. Слышу, откликаются. Я давай еще пуще орать. Сначала потихоньку они откликнулись на мой крик, а потом такой сильный, аж со свистом крик, а бабы все не идут. Со мной была маленькая собачонка, щенок, все спокойно бегала, а тут к ногам жмется. Я все равно баб зову, кричу, а за то, что не идут, ругаться на них начала, материться. И на каждый мой крик, ругань кто-то отзывается, откликается. Собачонка аж повизгивать начала, к ногам все жмется, дрожит. Тут до меня и дошло, что что-то нечисто. Страх одолел. Схватила я свою пайбу, и бежать к карусам. Знаю, что бабы далеко от карусов не уйдут. Как бежала — не помню. Вроде бы далеко уходила. А тут прямо на каруса и вышла. Прихожу к бабам, а они спокойно ягоду собирают. Ничего не слышали и не кричали. Рассказала я им, что слышала и что с собакою было. Собрали мы свои котомки и бежать. На ночь еще не остались, как раньше планировали. Побоялись.
«Шайтан, яльвиль и другие»
[Воспоминания В. Ф. Вахрушева. Местный житель. Деревня Карым]
— Комполь... Комполен? Нет, такого не слышал, не знаю. Хумполен... знаю, такое слышал. Он же вотчинник... Так это же хозяин леса! Когда на охоту идешь, то и соседку как бы приглашаешь и вотчинника в лесу угощаешь. Это уж так принято. И на дорожку или тропу ложиться нельзя, будто бы они по ней ходят ночью.
Шайтан... В каждой деревне свой шайтан. И у нас, в нашей деревне Ягле, был свой. Сосна или там кедр заверован, вот к нему все и носят. Например,
