еврейского пасхального седера, и японского кабуки, и «выставки достижений народного хозяйства». В строго регламентированную «обязательную программу» входили молитвы, ритуальные песенные циклы, кукольный театр, сопровождаемый игрой на санквылтапе, пантомима и драматические диалоги, спортивные состязания (главным образом стрельба из лука), даже брачные обряды. В общей сложности около трехсот номеров. Церемония начиналась под вечер («когда сядет хотал (солнце) и взойдет этпос (луна)»). В праздничном меню были представлены всяческие изыски мансийской кухни: строганина из рыбы и оленьей печени, вареная щучья икра с толченой голубикой, «нянь» из теста, замешенного на оленьей крови, похлебка из хариуса и глухаря с осиновой заболонью, лосиные губы с морошкой и, понятное дело, сакральная медвежатина.
Повседневная жизнь Суеватпауля тоже протекала в согласии с традициями. Как и в Тресколье, дома были разделены на две части по горизонтали (мужская и женская половины), а вдобавок еще и на три по вертикали. «Верхним миром» служил чердак, где хранились домашние идолы; к нему имели доступ только мужчины. Епархией женщин была «земная жизнь», занимавшая среднюю часть жилища. И, наконец, в «подземном царстве» подвала закапывали останки принесенных в жертву животных.
В конце 50‐х (накануне печальных событий на Горе мертвецов) жители поселка, Куриковы и Самбиндаловы, стали ощущать неожиданно тесную связь с «иными мирами». Космос являл суеватпаульцам фантастические видения — огненные кольца, светящиеся облака… Постепенно все это сделалось привычной частью их жизни. Но безошибочная таежная интуиция подсказывала: эти дары — не от мансийских богов. Вряд ли в облисполкоме и прочих инстанциях прислушивались к рассказам местных индейцев о паранормальных явлениях, пока из рапортов дятловских спасателей не стало ясно, что «космос» вступает в контакт не только с манси. Техники-метеорологи, студенты-туристы геофака пединститута, офицеры стоящей неподалеку военной части — все видели одно и то же: огненное кольцо движется в юго-восточном направлении, в центре кольца вспыхивает звезда, звезда начинает разрастаться, превращается в большой светящийся шар, через несколько минут шар обволакивается туманом и скрывается за хребтом Отортен.
Наконец сорочий треск привезенного в «горячую точку» счетчика Гейгера и дозиметрические замеры одежды «дятловцев», проведенные в радиологической лаборатории Свердловской СЭС, подтвердили догадку о непричастности Нуми-Торума. А спустя еще некоторое время Суеватпауль прекратил свое существование. В вымершем селении по сей день продолжают стоять кумирни и амбары на курьих ножках, открытые камины из жердей, обмазанных глиной, ледник-холодильник, врытый в склон холма.
Пять лет назад манси решили вернуться в свою Припять. Нарядили делегацию в составе Чернобровкина с женой и кого-то из Бахтияровых. Прибыв под вечер, делегация расположилась в одном из пустых домов. Ночью раздался стук в дверь. Поскольку гостей не ожидалось (да и не живет никто в радиусе 50 километров), постояльцы решили не открывать. Стук повторился несколько раз. Было слышно: на крыльце проснулись собаки, но не залаяли, как обычно, а заскулили. На следующее утро, выйдя во двор, Чернобровкины увидели странно-страшное. «Кольчужная» половица у входа в избу была разрублена (или раздавлена) пополам, а в нескольких шагах от дома лежали мертвые лайки. «С тех пор, — сказал дядя Рома, — манси туда ни ногой».
Это произошло пять лет назад, то есть в 2002 году. В 2003‐м в Суеватпауль наведывались представители турфирмы из Ханты-Мансийска, занимавшиеся строительством пауля-музея в ХМАО. А в июне 2004‐го в заколдованный поселок приехали Алексей, Наташа и Влад. К своему удивлению, у входа в одно из жилищ они обнаружили ту самую разрубленную железную половицу. Нашлись и другие, гораздо более свежие «следы преступления»: на полу священного ура-сумьяха валялась пестрая мансийская рубашка с еще не высохшими пятнами крови.
Мы искали древнее святилище, на существование которого неоднократно намекали трескольцы («Там за Вижаем есть одна пещера…»). Найти такое место без проводника практически невозможно. Но, думали мы, должен же был кто-нибудь из вижайских жителей (не манси) хоть раз случайно набрести на пещеру в тайге; а если набрел, то наверняка рассказал об этом другим не манси. Кто-нибудь да есть, кто бы мог показать нам дорогу.
На берегу сидели два пузатых растатуированных мужика и старуха в панаме.
— Не надо подплывать.
— Хорошо, не будем. А вы не подскажете нам, где здесь пещера?
— Пещера где? Не знаем. Мы знаем, где Шайтан-Яма.
— Шайтан-Яма?
— Она самая. Вы на ней стоите, вон, видите круговорот? Мы в нее неугодных сбрасываем, ясно? Советуем плыть дальше.
Совет прозвучал убедительно. Проплыв еще пару километров, мы поравнялись с рыбацкой лодкой. На этот раз наш вопрос не был удостоен даже отрицательным ответом.
— Все не так, — забеспокоился Влад, — плутаем, плутаем, а все без толку. Может, слышь, Наташ, зачалимся где-нибудь, разведем костер, отдохнем, а заодно и духов задобрим?
— Ага, будем камлать и в бубен шаманский бить. — Это я попытался поддержать шутку.
Но Влад говорил вполне серьезно, он уже помешивал своим рулевым веслом, направляя лодку к берегу. По лицам Султаныча и Наташи было видно, что моя шутка пришлась не к месту. Только Алла слегка улыбнулась, да и то исключительно из желания поддержать своего неостроумного друга.
— Да вы чего, ребята?
— Понимаешь, это же тебе не Москва и не Питер. Это их земля, их мир, тут другие законы действуют… Вот прошлой зимой мы ходили на Маньпупунёр. Там у них тоже святилище. Как только стали к пещере подбираться, начался буран. Тут лишь бы ноги унести. Повернули, короче, обратно. Как повернули, метель сразу прекратилась. Мы обрадовались, решили еще раз попробовать. Не успели трех шагов пройти — опять метет… Раза четыре мы в тот день пробовали до святилища добраться — и всякий раз вот такая мистика… Это, между прочим, не первый случай. Кто с нами в экспедиции ездит, все рано или поздно о духах задумываются, даже самые прожженные скептики и циники.
Процедура оказалась несложной — развести костер, плеснуть в него спирт и сказать: «Простите нас, духи». Разумеется, я не верю ни в менквов, ни в старуху Танвар-Пекву, ткущую платье из детских жил. Но со своим уставом в чужой монастырь… Мы ведь и вправду здесь на птичьих правах — лучше эти права не качать. И хотя обряд казался сомнительным, я в свою очередь извинился перед местной нечистью.
Следующий персонаж, с которым нас свело течение Лозьвы, был как две капли похож на своих предшественников: пузатый человек в наколках, задумчиво жующий тростинку, сидя на берегу. Но, как известно, Бог избегает повторов. В ответ на наш вопрос о пещере пузатый человек процедил «ну-ну…» и удалился куда-то в ивняковые заросли. А вернувшись через три минуты, угрюмо сказал: «Прогуляемся… Вас
