«Доктор Джари Рахман награждает этим дипломом доктора Александра Стесина». Выглядит внушительно. Я благодарю Рахмана за прекрасный подарок, я действительно очень тронут. На лице у него играет гордая улыбка.
— Вы знаете, — говорит он, — последние семь президентов США были моими друзьями. Я писал Рейгану письма, и он лично пригласил меня в Белый дом. После 11 сентября я был первым, кто заклеймил Усаму и его организацию. Вы помните 11 сентября?
Да, я помню, хотя за пятнадцать лет мои воспоминания успели перемешаться с телекадрами. Толпы бегущих по Бруклинскому мосту, полицейские и пожарные команды, тарабарщина объявлений по громкоговорителю, а наверху — люди выбрасываются из окон горящей башни… Все это видела моя жена Алла. Она была среди тех, кого эвакуировали. В хронике, которую из года в год крутят по CNN в этот день, мелькает ее испуганное лицо, и каждый год доброхоты с радостным «Тебя опять по телику показывали!» непременно присылают ей ссылки, а иногда и стоп-кадры, сколько она ни просит не присылать, не напоминать… Я в этот день был на другом конце Манхэттена — проходил практику в Гарлемской клинике. Помню, как возвращался домой через весь город пешком (метро остановили). Помню оцепенелую тишину на улицах Мидтауна, только у телефонов-автоматов — очереди и причитания, все пытаются дозвониться до родных. Помню, как на углу 66‐й улицы пожилая женщина в хиджабе, по виду откуда-то из Пакистана или Бангладеш, повторяла как безумная, обращая свои слова в безответное пространство: «Теперь они нас убьют, теперь они всех нас убьют…»
В преддверии моего «хожения за три моря» нью-йоркские коллеги пугали меня разговорами о трех основных атрибутах индийской жизни: грязь, нищета, болезни. Из их рассказов можно было заключить, что эта триада охватывает и определяет Индию в неменьшей степени, чем раджас-тамас-саттва [151] или Брахма-Вишну-Шива. Рудра, зять Аппани, предупреждал, что ко мне будут приставать, не давать проходу, обманывать, обворовывать, цепляться за рукава и штанины, выпрашивая милостыню. «Я бы на твоем месте отказался от этой поездки», — советовал он. Вообще, когда Рудра что-то советует или от чего-то отговаривает, нужно делать ровно наоборот. Но Прашант, к которому у меня доверия гораздо больше, говорил приблизительно то же самое. Чтобы не быть голословным, он вспомнил характерную сцену из своего бомбейского детства: обезумевший от голода человек пытается вырвать кость прямо из пасти бездомного пса. «Вот что такое Индия». Раджни в свою очередь вспоминала, как нищие кидались под колеса подъезжающего к платформе поезда в надежде найти на рельсах объедки, выброшенные в окно пассажирами первого класса. Слушая эти истории, я изо всех сил старался подготовить себя к тому, что в Индии мне придется столкнуться с невообразимыми ужасами. Я представлял себе нищих старух с бельмами на глазах, дистрофичных детей со вздутыми от дистрофии животами, слепых аскетов из романов Премчанда [152], инвалидов, передвигающихся на руках, волочащих по земле обрубки ног, облепленных мухами, обезображенных язвами и проказой. Все они бормотали что-то жалостливое, тянули ко мне руки, взывая о помощи, но я, неожиданно грубый и равнодушный к чужому горю, брезгливо отталкивал их, уворачивался как мог, оберегая дорогой фотоаппарат и напузник с деньгами, — и просыпался в холодном поту. Словом, я настраивал себя на ад.
Но ничего похожего я не увидел. И вовсе не потому, что все время прятался от мира в пятизвездочных отелях. Наоборот, путешествуя с человеком, который родился и вырос в Дели, я имел уникальную возможность окунуться в городскую повседневность. Мы останавливались в съемных квартирах, найденных через Airbnb, ходили в магазин за продуктами, пользовались общественным транспортом, дышали смесью гари, карри и пота. Навещали бывших одноклассников и однокашников Сандипа, живущих в Гургаоне, Фаридабаде, Ноиде и других уголках Национального столичного округа. Шатались по городу в поисках того-сего; облазили половину районов Южного Дели, которые здесь называют «колониями», с их странными названиями (Защитная колония, Колония новых друзей и так далее). С грехом пополам освоили местную систему адресов, учитывающую дату покупки участка и сильно изменившуюся со времен юности моего друга. Будним утром, при галстуках и портфелях, мы спешили в госпиталь «Аполло», сливаясь с нескончаемой толпой горожан. Так что дело тут не в туристической зашоренности, а в чем-то еще. То ли нынешнему премьер-министру Нарендре Моди и правда удалось «почистить» город, задействовав полицию и службу по работе с беспризорными детьми. То ли мне, проработавшему некоторое время в Африке, просто было с чем сравнивать. Антисанитария, трущобы, попрошайки — всего этого в Дели более чем хватало, несмотря на старания Моди. Но по сравнению с Бамако или Киншасой столица Индии показалась мне образцом процветания и благополучия.
И все же, думал я, приятным этот город не назовешь. Первое, что бросается здесь в глаза, — кромешный смог и чудовищные пробки, каких я не видел ни в Африке, ни в Китае. Сочетание этих двух факторов делает Дели труднопереносимым, особенно для неженок-иностранцев вроде меня. Десять миллионов автомобилей «марути-сузуки» и моторикш «баджадж» (с периодическими вкраплениями старых «амбассадоров» и джипов «махиндра») мечутся в броуновском движении по дорогам Дели, не соблюдая никаких правил, не обращая внимания на разметку, беспрестанно надрывая клаксоны. Каждый идет напролом, берет «на слабо», вклиниваясь и подрезая, и расстояние между твоей машиной и соседними в любой момент составляет не более нескольких миллиметров. При этом лица водителей остаются совершенно бесстрастными, никто не теряет самообладания, не матерится и не высовывает в окно средний палец. Все привыкли к хаосу, принимают его как данность, и, что самое удивительное, за все время я не увидел ни одной аварии. Отчасти это объясняется тем, что вышеописанное каскадерство происходит на улиточных скоростях, а отчасти — безусловным водительским мастерством. Около 80 процентов здешних автомобилистов никогда не сдавали на права, так как для получения оных в Дели достаточно дать инспектору взятку. Однако в мастерстве им не откажешь: чтобы водить здесь, нужно обладать исключительным умением. Для большинства горожан передвижение по городу на машине, будь то в качестве водителя или пассажира, становится главным жизненным занятием, ибо любая поездка из точки А в точку Б, как правило, занимает не менее двух-трех часов. Попросту говоря, жизнь в этом городе есть бесконечное стояние в пробке.
Когда же ты наконец добираешься до пункта назначения и выходишь из машины, радуясь возможности размять затекшие конечности, тебя тотчас начинает душить астматический кашель, а заглазье колют песчинки, как при сильном недосыпе. Ты озираешься по сторонам, но
