Около полыньи застыли фигуры людей, как у только что закопанной могилы.
— Все целы?
— Все…
Тяжесть на сердце пропадает не сразу. Долго не могу справиться с дыханием. Стою рядом с другими и тупо смотрю на полынью. Торчащая из нее доска, как обелиск над прахом погибшего.
— Эхма! Вездеход жалко… — вздыхает кто-то рядом со мной.
Идти на остров мне уже не хочется. Вместе со всеми возвращаюсь в поселок. Под нашими сапогами жестко похрустывает снег. Мы шагаем молча. О чем говорить?
Вдруг с той стороны, где Мирный, очередной порыв ветра, сорвавшегося с бескрайних просторов ледяного континента, доносит до нас уже такой знакомый всем нам женский голос:
…Мы с тобой два берега
У одной реки…
Из путешествий я любил привозить что-нибудь примечательное, напоминающее об иных краях и землях, — взглянешь, например, на лук со стрелами, который висит на стене комнаты, и вспомнишь душные африканские джунгли, а кривой и острый нож кукри напоминает крутые гималайские склоны Непала и гордого горца, который подарил мне свое оружие.
Из морей и океанов я привозил чаще всего ракушки, кораллы, высушенные на солнце морские звезды, крабьи панцири… Образовалась довольно заметная коллекция, которой дорожу. Почти все образцы в коллекции добыты на морском дне мной самим, в магазинах и на рынках морскую экзотику я не покупал. Вот потому со многими экспонатами связаны истории необычные — подводные поиски всегда таят приключения и даже риск.
Среди всех прочих предметов один для меня особенно памятен — круглый, размером с блюдце, похожий на шляпку гриба коралл. Глядя на него, я вспоминаю о хорошем человеке, которого уже нет на свете.
Встретил я его в далеком полуденном краю, в стране, о которой когда-то у нас пели:
Морями теплыми омытая,
Лесами древними покрытая…
В те годы мы с этой страной были в друзьях…
Долго ехали по улицам старой Джакарты, узким и темным, где тяжелыми пластами лежал на каменных мостовых сохранивший дневной зной воздух. Вдруг очередное ущелье улицы расступилось, и в окна машины ворвался запах моря. Мы оказались на берегу канала. Отыскали маленькую пристань, где стоит наша моторка.
В узком канале в полумраке моторка чудилась огромной, как баржа. Прилаживая на корме подвесной мотор, Абдулла добродушно заметил:
— Лодка у нас что надо! Но ведь мы идем в море! А море есть море. В нем всякое бывает. Так что готовьтесь ко всякому.
Мы готовы! Нам не страшно. К тому же с нами он, Абдулла!
Мы знаем, к нам, новичкам, Абдулла относится снисходительно. Перед выездом допытывался: умеем ли плавать? Все поклялись: умеем! А один даже похвастался: второй разряд!
— А десять километров проплывешь, если что?
Разрядник скромно промолчал.
Абдулла стал нашим приятелем случайно. Однажды он подошел к воротам посольского жилого городка и спросил, нет ли у пас врача: дочка заболела, бредит. А живут они в соседнем квартале. Не помогут ли русские?
Индонезиец довольно свободно говорил по-английски. Я тут же отыскал Бориса, своего коллегу, корреспондента ТАСС, на его машине мы помчались за посольским врачом и привезли его к хибаре, в которой жил Абдулла. У девочки оказалась лихорадка. Андрей, посольский врач, сделал ей инъекцию сильнодействующего препарата, и девочке стало легче.
В комнатке на стене хибары висела вырезанная из журнала цветная фотография, изображающая Красную площадь.
— Ваши подарили, — пояснил индонезиец. И после паузы добавил: — Я коммунист. Поэтому за помощью пришел именно к вам.
Он жил один с дочкой, у которой было красивое имя Изабелла. Мать ее, малайка, погибла во время нападения на маленький пассажирский пароходик пиратской банды — пиратов в тех краях немало. А он, Абдулла, был моряком, плавал в другие страны, но потом случилась беда — он показал на искалеченную от кисти до локтя руку, — пришлось с хорошей работой расстаться. Теперь зарабатывает на жизнь тем, что на стареньком «джипе» доставляет в порт запоздавших морячков с иностранных судов, а потом на моторке развозит их по стоящим на рейде судам.
Это все, что сказал нам о себе при знакомстве Абдулла. С того дня мы подружились, он временами с дочкой заглядывал в наш жилой городок, а мы к нему в хибару.
Он оказался славным человеком, наш Абдулла! И вот пригласил в этот необычный рейс — Бориса, Андрея и меня.
Укрепили на лодке мотор. На две стойки-рогатины положили по длине лодки два бамбуковых шеста, один толще другого. Это разборная мачта. Испортится мотор — поднимем парус. Зажгли керосиновую лампу газового каления, яркую, как автомобильная фара. Весь видимый мир лампа собрала у наших ног, а ночь за бортом сделалась непроглядной.
Наконец, отчалили. Абдулла был за моториста. Кроме него, все мы в морском деле новички, в тропиках недавно и поэтому были полны энтузиазма и желания преодолевать «трудности» на пути к таинственным коралловым островам, которые нам решил показать Абдулла. Четверть часа лодка шла по прямому и гладкому, как асфальтовая магистраль, каналу. На его притихших берегах, тесно прижавшись одна к другой, дремали во мраке бедные рыбацкие хижины.
— Здесь живут мои друзья, — сказал Абдулла.
Друзья у Абдуллы, наверное, живут всюду, где он побывал.
Мрак за бортом внезапно поредел, и наша лодка споткнулась на горбине первой морской волны. Море! Поначалу не глазами, а легкими своими ощущаем его, и первый глоток свежего соленого воздуха весело звенит в груди эхом, долетавшим из бескрайнего простора. Яванское море! Не раз выходил я в моря на кораблях, но вот чтоб на лодке, да не в близкий рейс, да еще ночью! За кормой Джакарта в электрическом зареве, а впереди влажный мрак, и в нем дрожащая горстка огоньков, словно осыпались огоньки с берега и унесла их волна прочь, как кокосовую скорлупу.
На эти огоньки и держим курс. Там рыбаки. Они жмутся к берегу, а нам дальше — в открытое море, километров двадцать! И радостно и тревожно немного. Да еще гроза идет! Явилась совсем внезапно. Будто из морских глубин выползла, грозно взорвалась первым громом, рассыпала во мраке серебряную мишуру молний. В тропиках грозы неистовые.
— Пройдет мимо, — равнодушно замечает Абдулла.
И вправду прошла. Гром, не торопясь, укатил колымагой куда-то на восток, высекая по пути из округлых облаков, как из булыг, искры молний — только ветерком обдало.
А вот и рыбаки! Я думал, что увижу лодки, а их не оказалось. Вместо лодок торчали в море какие-то странные сооружения, возвышались над волнами бамбуковые каркасы, словно решили строить здесь хижины. Наверху на перекладине притулился шалашик. Внутри каркаса над самой водой на веревке висит керосиновая лампа. Абдулла объяснил:
