наиболее интересных рукописей с собою. Сначала мы выслушали прямой отказ и только благодаря разным вспомогательным мерам со стороны некоторых лиц мы получили наконец возможность заняться поподробнее на досуге тем интересным апокрифическим материалом, который удалось нам разыскать в архиерейской библиотеке. Печальное зрелище представляет эта библиотека; книги там лежат без всякой кому либо пользы и гниют, благодаря сырости комнаты; отобрали у людей все, что было для них так дорого, что. стоило таких огромных человеческих трудов, — и заперли все это в какой-то смрадный и сырой подвал; интереснее всего, что там же в углу валяется несколько икон святых, признаваемых православною церковью старого письма, но и им, как произведениям, вероятно, раскольничьих нечистых рук, суждено гнить в сырости. Неужели нельзя отдать все книги, хотя бы в тот же музей, для того чтобы добрые люди пользовались ими на пользу общую! Но видно далеко еще то время, когда такого рода варварское обращение с книгами перестанет быть возможным на Руси. Что занятия в библиотеке и в особенности увоз с собою книг сопряжены с такими формальностями и затруднениями, этому отчасти виноваты, впрочем, сами господа эксперты от наук; нас невольно передернуло, когда на нашу просьбу допустить нас в библиотеку нас просили «не воровать книг и рассеяли наше недоумение рассказом о том, как еще недавно один ученый муж, занимавшийся в той же библиотеке, увез потихоньку несколько крайне интересных рукописей. Как же требовать уважения к знанию от приставников, когда сами люди науки не различают чужой собственности от своей. Тем не менее нам удалось пересмотреть всю библиотеку и найти в ней много интересного по части апокрифической литературы, которая и была предметом наших исканий.
Быть в Петрозаводске и не истратить кое-какую сумму на покупку коллекции мраморов и нескольких пепельниц или спичечниц — почти тоже, что быть в кунсткамере и не приметить слона. Прежде, во времена постройки или вернее отделки Исаакиевского собора, на мраморы был спрос, а потому на Тивдинских (Тивдия — погост, известный почему-то на картах под испорченным прозвищем Тивуина) ломках и образовалась целая масса рабочих, которые жили обтеской мрамора; но прошло их блаженное время, Исаакиевский собор выстроился, и люди, отвыкшие от всех местных средств к снисканию пропитания, лишились решительно всякой возможности к прокормлению себя и семейств своих и, по большей части, пьют в заливущую. Казне мраморные и другие цветнокаменные ломки не приносят ровно ничего, и лежат эти богатства и ждут прихода нового Петра, который бы употребил их в дело. Только и есть еще пожива несчастным рабочим, когда какие-нибудь ветры занесут в Петрозаводск стороннего человека, от местных же папуанцев и деятелей не увидят они ни алтына. Способы обработки самые первичные; деревянные пилы до сих пор еще не заменены стальными; отделка грубая, моделей никаких, все делается чуть не по трафаретке, сработанной при. прародителях, а потому и проезжий редко увлекается и покупает почти только из одной жалости к голодному люду, оторванному от других заработков и оставленному затем на произвол судьбы.
Раз как-то прослышали про богатство олонецких ломок французы и явились с предложением разрабатывать местный мрамор, с обязательством уплачивать в казну с каждого добытого пуда по 1 к. с. Кто-то из бесчисленных олонецких нянек (а их там 5) согласился, написали контракт, назначили недурненькую неустойку, и французы приступили к работам. Поналомали они несколько сот пудов, как вдруг другое ведомство, у которого не испросили разрешения на отдачу ломок в аренду, объявило, что контракт заключать первое ведомство не могло, так как мрамор ломается не на частных землях, а на государственных. Делать нечего — контракт был нарушен и заплатили французам условленную неустойку. Французы не оставили однако дела и поехали хлопотать о нем; так или иначе, но только удалось им уговорить расходившееся ведомство и заключить с ним новый контракт с новой оговоркою насчет неустойки. Снова закипела работа на ломках, снова ожили местные рабочие и век думали зарабатывать у французов пропитание, как вдруг взбеленилось третье ведомство и стало требовать прекращения разработки, основываясь на том, что мраморы и цветные камни залегают в недрах земли, а оно с ними-то и нянчится; почему, говорит, у меня разрешения не испрашивали? Опять нарушили контракт, опять заплатили французам неустойку, но французы хлопотать уже не стали — видно побоялись остальных двух нянек и не хотели возиться с таким странным народом, каковы были тогдашния олонецкие няньки. Впрочем, очень жаль, что легкомысленные французы не похлопотали у няньки, заведующей недрами земли, потому что убытка, собственно говоря, им не было никакого, так как они получили две неустойки, а опасаться вторжения в дело остальных двух нянек было с их стороны крайне легкомысленно, так как одно из них заведует духовным миром олонецких граждан, а другое водами, и обеим до мраморов никакого дела нет.
Конечно, могли впутаться и они, так как французы хотели устроить пароходство для сплава мраморов по олонецким водам и кроме того могли бы заклятым папизмом своим оказывать дурное влияние на олонецких папуанцев, но такого тупоумия трудно было ожидать. Как бы то ни было, но вследствие истории с французской компанией олонецкие мраморы и цветные камни и до сих пор лежат себе спокойно и ждут предприимчивых, энергических деятелей, которые захотели бы снова связаться с няньками и нажить хорошие деньги, а также дать хороший заработок местным рабочим.
Всех сортов Олонецкого мрамора известно до сих пор 31, и так как вряд ли кто из частных лиц имеет понятие о разнообразии этого рода богатства Олонецкой губернии, то мы и считаем не излишним дать здесь хотя некоторые краткие указания по этой части. В большой Тивдийской горе залегают 7 Сортов мрамора. С восточной стороны, в первой бреши залегает светло-красный мрамор стеною до 12 сажен в вышину над поверхностью воды. Тут же ломаются мраморы: жильный, темно-красный и чернобровый. Все эти ломки отстоят от бывшего Тивдийского завода всего на каких нибудь 50 сажен; все сорта паринисты и крепки, и штуки их могут быть добываемы величиною до 6 арш., исключая чернобрового, куски которого еще не попадались свыше 6 вершков. Из светло-красного и жильного мрамора делались прежде подоконники для зимнего дворца, колонны и внутренние украшения в Исаакиевском соборе, а из чернобрового — мелкие изделия, так как по незначительной толще слоя значительных разработок не было производимо. Во второй бреши той же Тивдийской горы, в 200 саженях от бывшего завода, залегает стеною белогорский светло-красный мрамор,
