пояснят нам как-то государственное устройство и ход исторических событий в древности; так же трудно дать толкование каждой отдельной сцены.
Верблюд, рисунок (Тассилин-Аджер)
Мир охотника полон волшебства, его «космос» единообразен и взаимосвязан, им владеют силы, живущие внутри каждого предмета и связывающие все происходящее с ним в жизни. Этими силами можно управлять с помощью точно определенных обрядов. Охотник, жизнь которого зависит от того, что он сумеет добыть, должен обладать властью над зверем. Такой власти он, с его точки зрения, достигает волшебством. Сам процесс изображения на скале, его отличное, узаконенное традицией довольно точное воспроизведение, ритуальное отношение к нему — все это дает человеку власть над его добычей. В раннем искусстве сам образ человека обрисован нечетко, скорее всего лишь как объект превращения в животное, доступ к душе которого он получил через магический акт. Человек как бы не познает еще себя как существо, имеющее самостоятельное значение.
Начальный, имеющий определенную цель «натурализм» все больше и больше уступает место символизму, и одновременно с этим изменением происходит изменение тематики изображений. Человек либо схематично располагается в пространстве, либо изображается в момент совершения ритуальных действий. Важно, что здесь мы впервые встречаемся с подлинными ситуациями, во-вторых отдельные элементы находятся в определенных соотношениях друг с другом. Изображаются культовые обряды, молитвенный ритуал, танцы — и фигуры, под которыми следует понимать антропоморфные и тероморфные божества. Мировоззрение, кажется, изменилось: человек, живущий мифическими представлениями, превращается во властителя природы не только с помощью одного лишь отправления определенных религиозных обрядов, но и используя посредничество неземного существа, с которым он идентифицирует себя в молитвах, танцах и масках и присутствие которого подкрепляется соответствующим изображением на скале.
Совершенно новый элемент появляется вместе с натуралистическим искусством, которое, однако, не имеет ничего общего с целенаправленным магическим «натурализмом». Если вначале человек воспринимал себя только как носителя маски животного, которым он владел, а позднее как самостоятельное существо, но тесно связанное со сверхъестественными силами, то теперь он впервые окончательно познает себя. Такую легкость изображений может дать только свободная и жизнеутверждающая мысль. Это прежде всего относится к центрам наскального искусства. В остальных областях заметна намного более сильная привязанность к таинственному, проступает известная провинциальная тенденциозность. Не перестает удивлять огромное количество изображений коров. Это нельзя объяснить только лишь большим хозяйственным значением крупного рогатого скота. Животное снова присоединяется к человеку — уже не как божественное существо, а как спутник жизни.
Натуралистическое искусство заметно развивается в сторону упрощения и схематизации. Наскальные изображения все больше и больше приближаются к зарисовкам событий. Создаются геометрические знаки и фигуры, которые мы не в состоянии объяснить. При этом речь идет не о символах, которые связывают земное со сверхъестественным, а об абстракциях, кратких мыслях— и в этом мы видим совершенствование искусства, развитие его до уровня наших рациональных представлений.
За тенденцией к абстракции неотвратимо следует упадок техники изображения, что приводит искусство наскальных изображений к закату.
И все же мы видим в наскальных изображениях не искусство в нашем смысле этого слова, для которого характерны эстетически-экспрессивные стремления, а выражение непосредственного коллективного переживания целой группы людей, а не одного конкретного человека.
Произведение искусства само по себе в представлениях древних не существует, его создание — это акт, который изменяет мир, который дает человеку или непосредственную власть над силами, действующими в окружающем его мире, или обеспечивает ему доступ к сверхъестественным силам, от которых он зависим. Он подчиняет себе мир, но он должен и укротить его. Во псе эпохи мы встречаем изображения, отражающие таинственно-религиозные представления, какое-то подобие человека с признаками животных. Это символы подчинения, преобразования, внутреннего слияния. Набросить на себя мех животного — это не только мимикрия, это превращение в животное, управление им. Человек разделяет его силу, приручает его. То же самое относится к огромному количеству масок, рук и геометрических фигур. Все время повторяются изображения сексуального порядка, сцены спаривания, ведь рождение и смерть — полярные точки в жизни человека.
Выбор скал для рисунков не произволен. Определенные места кажутся древнему человеку как бы особо наполненными силой». Десятки изображений нанесены рядом друг с другом и одно на другом, хотя более поздний наблюдатель не может обнаружить какой-либо разницы между этой конкретной стеной скалы и многими другими, расположенными рядом с ней. Еще позднее, в период письменности, из этих скал словно исходит какое-то волшебное излучение, если учесть, что к изображениям тысячелетней давности присоединяются знаки туарегского письма и арабских букв.
Но если изобретена письменность, если вследствие этого изменяются средства выражения, то искусство изображения непосредственных переживаний приближается к своему концу. Оно смогло бы возродиться заново лишь как искусство в современном понимании. Однако этого не произошло из-за последующей исламизации Сахары и всей Северной Африки.
НАРОДЫ САХАРЫ
Петер Фукс
(Геттинген)
Современное размещение народов Сахары, их этнический состав и культурный уровень находятся в непосредственной связи с той историей, которую они прошли. Природные условия пустыни дают человеку возможность существовать только в оазисах или в районах сухих долин, где скудная растительность дает корм ограниченному числу домашних животных. Поэтому в Сахаре обитают скотоводческие племена. Верблюды, козы, овцы, ослы, а в южных областях также и крупный рогатый скот составляют богатство и основу их существования. Определенное хозяйственное значение имеет торговля солью и финиками.
В Сахаре проживают следующие этнические группы, отличающиеся друг от друга по расовым, культурным и языковым признакам: берберы, говорящие на берберских языках; арабы и арабизированные берберы, говорящие преимущественно по-арабски; эфиопиды, «чадско-хамитский» язык которых относится к суданским языкам; негры, которые в языковом отношении ассимилировались со своими прежними завоевателями.
Нельзя не упомянуть также евреев, говорящих на древнееврейском языке, проживающих в городах оазисов, часто в отдельных кварталах. Значительная часть евреев, осевших в Северной Африке с древних времен, в последние годы была изгнана из мест своего обитания и эмигрировала в Израиль и Европу [9].
Средством общения во всей Сахаре служит арабский язык. Из европейских языков более всего распространены: на западе — французский, в Ливии — итальянский и английский, в Египте — английский, в испанских владениях — испанский.
Типичными представителями сахарских берберов являются туареги, которые кочуют по нагорьям Центральной Сахары и южным степным районам. Оседлые берберы живут чаще всего в больших оазисах; хотя они в большинстве случаев арабизировались, однако их все же можно еще признать настоящими берберами.
Арабы и арабизированные берберы.
