беременной волчицы (особо ценный трофей!). Сам Том — долговязый малый с бегающими глазами и гнусавым голоском. Один из нескольких бледнолицых в этом индейском поселке. Джей отрекомендовал его как исключительно интересного собеседника. «Настоящий писатель!» Но тут, похоже, все писатели. Каждый второй пишет «большую книгу об Аляске». Возможно, это тоже традиция. Как самогон и лото. Если писать, только большую книгу, а если произносить, то не реплику, а целый монолог. Здесь, на краю света, достаточно пространства и времени, чтобы мысли человека могли уложиться в длинную обкатанную речь. Северный климат позволяет слову выкристаллизоваться. Монолог Тома о том, как лучше промышлять пушного зверя, мне малоинтересен, но Джей не хочет уходить, слушает завороженно. Видно, что траппер вызывает у него уважение, если не сказать восхищение.
* * *
Как и было обещано, в конце Панамериканской магистрали нас ждал поселок с постоянным населением в двадцать пять человек, но выглядел он иначе, чем «соседние» Уайзмен и Колдфут. Вместо воспетого Джеком Лондоном белого безмолвия мы увидели заполярный Лас-Вегас — памятник алчному духу предпринимательства и всемогуществу денег. Дивное диво, выросшее не просто на пустом месте, а на линзе вечной мерзлоты. Город-сад, но с перегоревшей лампочкой в букве «с». Короче, Прудо-Бей, эпицентр аляскинской нефтяной лихорадки. Помимо двадцати пяти постоянных жителей здесь обитают двадцать тысяч сезонщиков из нижних сорока восьми штатов. В 1968 году в окрестностях поселка Дедхорс открыли газонефтяное месторождение, и с тех пор газлифты и насосные станции не прекращают свою работу. Для приезжающих сюда по контракту (кто на три недели, кто на два месяца) возведен целый вавилон временных построек, несколько смахивающий на театральную выгородку. Тут есть и рестораны, и кинотеатр, и спортивный комплекс, и библиотека. Зимой, когда море Бофорта промерзает настолько, чтобы выдерживать вес тяжелых конструкций, полярную ночь освещают красочные эмблемы нефтяных компаний. Но при свете полярного дня Прудо-Бей напоминает не столько Лас-Вегас, сколько городской пейзаж из фильма Антониони «Красная пустыня». И пускай местный экскурсовод, один из двадцати пяти коренных жителей, бубнит свое «жить стало лучше, жить стало веселее». Нас греет другая мысль: Прудо-Бей — это значит, что мы добрались до самого северного из океанов. «Вот ты доехал до Ultima Thule со своим самоваром» (кстати, ведь ранняя эскимосская цивилизация называлась именно Туле).
Итак, море Бофорта. Окраинное море Северного Ледовитого океана. В день нашего приезда там было солнечно, температура воды поднялась до 38 градусов по Фаренгейту (5 градусов по Цельсию), так что купаться — по словам бодряка-экскурсовода — было в самый раз. Мы и искупались: с радостным визгом полезли в воду, проплыли саженками ровно полтора метра и поняли, что пора на берег — согреваться необъяснимо популярной в этих краях водкой «Магаданская» (уменьшительно-ласкательное — «Мэгги»). За купание в Ледовитом нам выдали сертификаты (дипломы? почетные грамоты?), свидетельствующие о том, что отныне мы действительные члены клуба моржей штата Аляски. Нам, моржам, все нипочем, мы выбираем «Мэгги». Далее — везде.
На следующий день меня разбил радикулит, а Мишка слег с температурой.
Барроу, самый северный населенный пункт в США, представлялся мне чем-то вроде чукотского поселка Энурмино, запечатленного в документальном фильме Алексея Вахрушева. Богом забытое место на краю света. Полное отсутствие инфраструктуры за исключением одного-единственного магазина, где за баснословные цены продаются гнилые яблоки и другие «продукты с материка». Повальный алкоголизм, безработица, рекордный уровень суицидов. Раз в неделю в село приплывает небольшая баржа, и шкипер-цыган разворачивает торговлю залежалым секонд-хендом. Раз в год прилетает вертолет, и детей в принудительном порядке забирают в интернат. Словом, мое воображение рисовало знакомую картину безысходности.
Оказалось: так, да не так. Сходство есть, но до него нужно докопаться. На первый же взгляд Барроу — образец процветания по сравнению с Энурмино. И то сказать, эти две точки несравнимы даже по численности населения: в Энурмино живет около трехсот человек, а в Барроу — четыре тысячи. Так что, хотя люди с Большой земли и называют Барроу поселком, на самом деле это город, причем город древний. Возможно, один из самых древних на Северо-Американском континенте. Археологические исследования показали, что он существует примерно с VI века нашей эры. Правда, памятников древнеберингоморской культуры здесь немного. Есть арка из китовых костей, есть кожаный, подбитый китовой костью умиак [32], есть какие-то насыпи, свидетельствующие о существовании доисторической бирниркской культуры. В начале 60‐х под этими насыпями обнаружили останки многокамерных полуподземных жилищ, а в них — сланцевые орудия, наконечники гарпунов из моржового клыка, собачьи упряжки; вскоре все эти экспонаты перевезли в Фэрбенкс. Куда больше в Барроу достопримечательностей современных: столб-указатель с названиями городов и расстояний до них (Лондон — 3865 миль, Мехико — 4996 миль, Сингапур — 7302 мили), полярная станция, гараж-музей таксидермиста Джо, однокомнатный Центр инупиатского культурного наследия, магазин промтоваров, фургоны-рестораны Pepe’s Mexican Food, Sam and Lee’s Chinese Restaurant, Osaka Sushi, Arctic Pizza. Библиотека, почтамт, пожарная часть, полицейский участок. Словом, цивилизация. Радует и то, что ни в какие интернаты здешних детей не увозят: в городе имеется не только среднеобразовательная школа, но и вуз — Илисагвикский колледж. Короче, это вам не Энурмино. Кстати, про Барроу в свое время тоже сняли фильм, только художественный. Фильм ужасов «Тридцать дней ночи». У американцев из нижних сорока восьми штатов город Барроу, если они вообще о нем слышали, ассоциируется в первую очередь с этим ужастиком. Так нам сказал местный житель по имени Эдвин Дональдсон. Узнав, что я никогда не смотрел «Тридцать дней ночи», он сильно удивился, но, опомнившись, тут же посоветовал: «И не смотрите».
«Вообще-то таких, как вы, у нас называют туристами-террористами, — продолжал Эдвин, — но вы приехали без тургруппы, и это большой плюс. Тех, кто приезжает с тургруппами, мы попросту игнорируем. А у тех, кто сам по себе, есть шанс найти с нами общий язык. Мы любим независимых искателей приключений. Мы сами такие. Каждый день в Барроу — это приключение. Спросите хотя бы у таксидермиста Джо, он подтвердит…» Мы сидели в пиццерии Arctic Pizza, пили какую-то слабогазированную мерзость, и чем дольше он говорил, тем труднее мне было избавиться от навязчивой мысли: зачем я сюда приехал? Но потом в слабогазированный напиток добавили энное количество водки «Мэгги», и горестные думы понемногу оставили меня. Я был готов к знакомству с Барроу.
Сам Эдвин вполне мог бы сойти за террориста из тех, что строчат манифесты и рассылают бомбы по почте. Эдакий аляскинский Унабомбер. Человек неопределенного возраста, он был одновременно похож
