Рене де Баржи - В стране минувшего

Вдруг около них появился какой-то человек высокого роста и издал несколько гортанных звуков, указывая сначала на Леона Берана, потом на доктора Норе.

— Нас требует вождь, — объяснил Норе. — Несомненно, я должен буду играть роль переводчика. Последуем за его посланцем.

Француз вооружился одной из горящих ветвей, служившей факелом, и, предшествуемый гигантом, повел через лабиринт коридоров исследователя.

Они скоро достигли одной обширной залы с скалистым, высоко вздымавшимся потолком.

Леону Берану показалось, что это — та самая громадная пещера, через которую ему пришлось переходить по прибытии сюда.

— Вы видите общую для этого племени залу, — сказал ему его спутник.

В центре пылал большой огонь. Вокруг сидело несколько мужчин громадного роста с суровым видом. В их числе исследователь заметил человека, командовавшего отрядом, который захватил его и Мадембу.

В глубине пещеры находились и другие мужчины; они стояли, сохраняя строгий порядок; на противоположной стороне находилась группа женщин; их не так хорошо можно было видеть, так как они стояли в тени. В первом ряду Леон Беран заметил Мечу. Она старалась своим взглядом встретиться с глазами пленника. И улыбнулась ему.

Перед одним из сидевших мужчин — самым крупным и по внешности самым сильным — оба европейца остановились.

— Вождь, — оказал своему спутнику профессор.

Исследователь с любопытством стал осматривать людей, в присутствии которых он находился.

Еще более, чем при первой встрече, эти люди поражали своей чудовищной силой. Даже теперь, когда они оставались в состоянии покоя, их сильные мускулы выступали под их кожей. Лицо с ясно выраженным прагматизмом; лоб, больше выступающий назад, чем у современных людей; голова была покрыта густой шевелюрой, значительно менее длинной у мужчин, чем у женщин. Под резко выступающими бровными выпуклостями видны были обрамленные густыми ресницами большие глаза, сверкавшие невыносимым блеском. Нос, менее сплюснутый, чем у негров, казался очень крепким. Рот был большой, с толстыми, но хорошо очерченными губами.

Кожа, матовая, смуглая, местами покрыта была волосами, но эти волосы не походили на обезьянью шерсть. Широкий, но немного короткий торс, довольно длинные руки, очень удлиненные, нервные ноги; все это показывало расу, приспособленную к быстрой ходьбе и к ловкому лазанию по деревьям.

Внимание исследователя особенно привлекали их глаза. Очень подвижные, они не имели выражения дикости, жестокости. Конечно, взгляд их был суров, но в нем виднелась понятливость, довольно сильно развитая.

Вождь голосом с тембром, более хриплым и диапазоном более низким, чем у Мечи, издал несколько звуков, указывая на Леона Берана. Француз, в свою очередь, также издал какие-то гортанные звуки, качая отрицательно головой, и затем объяснил своему спутнику:

— Он хотел знать, пришли ли вы в эту область одни с Мадембой, или же вы составляете часть какой-нибудь многочисленной группы. Я успокоил его в этом отношении.

После переговоров со своими вождь опять обратился к французу и говорил довольно долго.

Жан Норе перевел:

— Я не совсем понял всю его речь, но, в общем, он приветствует вмешательство вашего грома — дело идет о вашем карабине — в защиту Мечи. Вам не сделают никакого зла — ни вам, ни Мадембе, вам возвратят все, что у вас было конфисковано, за исключением карабина. И вам разрешается вести такой же образ жизни, какой ведем мы.

— Это значит?

— Я вам объясню это сейчас же, как только мы возвратимся в наше помещение. Аудиенция кончена. Поэтому пойдемте.

Церемонная торжественность этого приема забавляла Леона Берана. В ней отражались усилия создать соответствующую обстановку, а со стороны присутствовавших проявлена была совершеннейшая дисциплина.

Эта дисциплина, впрочем, как будто царила во всем быте пещерных людей. О ней он мог судить еще днем при виде того, как исполнялись приказания начальника отряда.

По окончании церемонии толпа, доселе в порядке расставленная по сторонам залы, стала двигаться свободно. Некоторые из мужчин подошли к двум европейцам. Все они намного превосходили их ростом. Но особенное любопытство выказали женщины, которым очень захотелось получше рассмотреть нового пленника. Не стесняясь, они ощупывали его одежды, восхищались тканью, пуговицами, медленно проводили пальцем по блестящему медному поясу. Изящные гетры исследователя точно так же возбуждали их любопытство.

Растолкав группу, стеснившуюся вокруг двух чужестранцев, Меча подошла к Леону Берану и сказала ему несколько слов голосом, гораздо более гармоничным, чем голос вождя; она улыбнулась ему, показав при этом все свои зубы, похожие на зубы молодой волчицы.

Француз рассмеялся.

— Ну, любезный друг, — сказал он, — вы покорили сердце Мечи. Она говорит вам — в терминах немного туземных, но с несомненной искренностью — о своей радости от вашего присутствия среди племени.

— Она, конечно, благодарна мне за мое кстати подоспевшее вмешательство; вот и все.

— Несомненно да, но не пренебрегайте ее симпатией. Меча здесь самая красивая представительница женского пола, очень красивая и притом — она дочь вождя. Ее влияние, несмотря на подчиненную роль женщин, может быть для вас очень ценным.

С этими словами Жан Норе взял свой факел и, сопровождаемый исследователем, возвратился в свое помещение, где сидели бельгийский ученый и Мадемба.

На самом полу были расставлены разные кушанья на огромных гладких, искусно отполированных камнях: совсем еще горячие куски жареного мяса, затем одно странное блюдо, изготовленное, как объяснили ученые, из сердцевины каких-то деревьев, наконец, огромные фрукты, не имеющие никакого сходства с известными им раньше.

Ученые пригласили молодого человека принять участие в этом ужине, на что он с удовольствием согласился.

За едой Леон Беран рассказывал о своих приключениях на пути от поста Инонго и описывал встреченных им гигантских животных. Названия, которые он им давал, ученые находили правильными.

Что касается чудовищного животного, которое он видел утром, перед рассветом, то Жан Норе соглашался с Бераном, что это — мамонт, но профессор Мессен был другого мнения.

— Видите ли, любезнейший коллега, ни один мамонт не достигает таких необъятных размеров, как их рисует мой молодой соотечественник. Мамонт по своей величине равен — самое большее — двум нашим большим слонам. И я уверен, что господин Леон Беран встретил более отдаленного предка слона, встретил elephas antiquus. Какая счастливая случайность.