Не захотел оставаться и Толик.
— Мы с Борькой сработались. Вместе и гюрзу ловить будем. Ты, если задумал, оставайся, а мы поживем здесь еще неделю. Сколько поймаем гадюк, столько и повезем.
Послал я на зообазу телеграмму, в которой сообщил о решении ловцов и попросил, чтобы Илларионыча присылали поскорее. Ответ пришел через три дня.
«Кочевский выезжает вам тчк Розендорфу и Азарову срочно выехать Ташкент».
На другой день рано утром Борис и Толик уехали и увезли с собой еще четыреста гадюк.
В ожидании Илларионыча я охотился один поблизости от кордона. Змеи на полянке, которую обнаружил Толик, казалось, не переводились. Эта полянка тянулась длинной полосой между моховым болотом и прибрежным лугом. Идешь по ней в один конец — соберешь десяток змей, возвращаешься — еще десяток змей попадает в мешок И что интересно: гадюки появлялись почти на одних и тех же местах. Поразмыслив, я понял, что мы наткнулись на змеиную «тропу». Эта полянка была местом, где змеи отдыхает и грелись на солнце, переползая из мохового болота на прибрежный луг. Однако с каждым днем я находил змей все меньше. Очевидно, они заканчивали переход на луг.
Приехал Илларионыч и привез с собой новенький подвесной мотор «Стрела».
— Намаетесь вы с этим механизмом! — сказал нам егерь Костя. — Он только снову хорош, а чуть поработает — начинает барахлить!
— Городишь невесть что! — перебил его Хома. — Главное — держать в чистоте контакты прерывателя. А вообще «Стрела» работает как часы!
Между егерями вспыхнул спор. Мы внимательно прислушивались к спорящим. Егеря часто пользовались моторами и хорошо знали их уязвимые места. Костя больше брал силой голоса, а Хома негромко, но убедительно доказывал свою правоту. По окончании спора Хома подарил нам инструменты для чистки контактов. Забегая вперед, скажу, что эти инструменты очень помогли нам, и «Стрела» работала отлично.
Стал я знакомить Илларионыча с местностью и учить приемам поиска гадюк. Учеником он был способным и в первый же день поймал трех гадюк. Обучение продолжалось и следующие дни, но… змеи куда-то исчезли. Мы объехали на лодке все берега озера, протоптали все прибрежные болота и поляны, несколько раз были на речке Клетичной, на Огинском и Туховицком каналах, но змей находили мало. Мы натыкались на них только случайно. Это были змеи, по встречам с которыми нельзя было сделать какие-либо выводы. Я забеспокоился. Илларионыч же остался спокойным.
— Раз весной здесь было много гадюк, то и летом они будут. Не могут же змеи улететь куда-то! Просто мы не нашли метода поиска. До осени далеко. Освоим мы и летнюю охоту на гадюк!
Ему вторил и Платон Кондратьевич.
— Покуда дождей нет — гады в траве гуляют. Начнутся дожди, и они станут греться на кочках. Тогда вы их и наловите.
Однако, прежде чем мы освоили летнюю охоту, нам пришлось пролить немало пота и изрядно поволноваться.
Вода в озере спадала, прибрежные полянки освобождались и зарастали травой. Она росла в прямом смысле не по дням, а по часам. Еще вечером поляна была серо — желтая, а наутро ее уже покрывала зеленая щетка молодой травы. Трава густела, тянулась вверх, и искать в ней гадюк стало значительно труднее. Деревья оделись листвой. Появились комары, а за ними и слепни. Днем ходить стало жарко, да и кровососы надоедали своим гудением. Они были разные — от маленьких, но весьма вредных мушек, подлетавших бесшумно, до громадных, похожих на шмелей и гудевших, как самолеты. Общим у ни было одно: впивались они так, что иной раз от боли вскочишь, как обожженный. Приходилось отбиваться веткой. Не охота, а мучение! Мы стойко продолжали поиски, выматывались, но успеха не имели. Возвращение с охоты с пустым мешочком стало обычным.
Июнь стоял сухой и жаркий. С рассвета до заката на белесом небе ни облачка. Днем солнце жгло, как в Каракумах, ночью давила духота и одолевали комары. Вода в озере спала, и вдоль берегов протянулась широкая полоса вязкой черной тины. Болота подсохли. Там, где раньше были лужи, остались гладкие плешины высохшей глины. Змеи куда-то исчезли.
Обратились мы за помощью к егерям. Они сказали, что видят змей только рано утром и вечером. Мы стали искать змей на рассвете и на закате. Не сказал бы, что это было такое же приятное занятие, как охота весной. На кордон мы возвращались мокрыми до пояса. По утрам росы были обильными: кусты, траву и камыши словно омывало дождем. Роса выгоняла змей на солнышко погреться. Они выползали на кочки, пни, плешины от высохших луж и нежились там в первых нежарких лучах солнца. Весной змеи были малоподвижны. Если найдешь нескольких змей невдалеке одна от другой, то можно было всех побросать в мешок. Сейчас же гадюки были очень сторожкими и, заметив человека, моментально исчезали. На мгновение выпустишь змею из поля зрения, и она словно сквозь землю провалится. Только трава качнется возле того места, где до этого она лежала.
Утром гадюки принимали солнечные ванны не дольше получаса. Потом они куда-то прятались. На закате змеи опять появлялись вдоль кромки леса по краю зарослей. Охота на них продолжалась тоже полчаса. После заката ловить их было трудно: мешали комары. От этих проклятых существ приходилось удирать на кордон и там либо разводить дымари, либо забираться под полога.
В общем, за три недели июня мы отловили чуть больше сотни гадюк, а рассчитывали добыть раз в десять больше. Соответственно успехам было у нас и настроение.
— Не журитесь, хлопцы, — утешал нас Платон Кондратьевич. — вот пойдут дожди, тогда змеи станут лежать на солнце и днем.
Время шло. Дождей не было.
Как-то пришли мы с утренней охоты, поели и забрались под полога. День был особенно жарким. Ни малейшего ветерка. В тени комары наваливались скопом, а на солнце можно было изжариться заживо. Платон Кондратьевич обычно на комаров внимания не обращал, а тут и он надел накомарник. Под пологом было душно.
Жара разморила, я задремал, но тут же проснулся от того, что левую руку жгло, словно крапивой. В дреме я откинул ее и коснулся полога. Глянул я на полог, а он темный от комаров, и между нитками марли щеткой торчат комариные носы. Кожа на руке вздулась волдырями и горела. Дремы — как не бывало. Чертыхаясь, я поглаживал руку и с завистью слушал, как под соседним пологом похрапывает Илларионыч.
Вдруг из лесу донесся громкий собачий лай.
— Вот окаянная, — сонно проворчал Илларионыч, — раздирает ее!
— Откуда здесь собака? — спросил я егеря.
— А это Урал, — отозвался тот, — я его погулять отпустил. На цепи его комары одолели.
— Так он что, белку нашел?
