Елисея, и много замечательных мест были для меня утрачены в столь тягостном пути.
На другой день, еще до солнца, мы поспешили к Иордану, отстоящему за 2 часа от Иерихона, ибо предполагали в тот же день пройти еще 9 часов на обратном пути от реки, чтобы ночевать в лавре Св. Саввы. Скоро спустились мы в обширное русло реки, которого глиняный слой совершенно размыт сбежавшими волнами, и в некоторых местах оседает под ударами копыт. Только в весеннее время Иордан наполняет его своими водами до осыпающихся берегов, но обыкновенная ширина реки не превышает десяти сажень. По объему русла, простирающегося версты на две с правой стороны, можно полагать, что река изменила свое первоначальное течение и отступила к горам Аравии, где берега гораздо круче и русло теснее. На прибрежной крутизне, влево от дороги, виден вдали монастырь Св. Герасима, еще довольно сохраненный и оставленный греками, по причине разбоев бедуинских. К нему стекались прежде поклонники, идущие на Иордан; но теперь только христианские арабы Вифлеема однажды в год приходят туда накануне Богоявления и, отслужив обедню на престоле из камней, посреди самого Иордана, в торжестве возвращаются в Вифлеем, исполнив священный долг, давно забытый христианами Иерусалима.
Некоторые предполагают, что близ монастыря сего (хотя он стоит на краю широкого русла) совершилось крещение Спасителя; но я напрасно старался в том удостовериться в Иерусалиме.
Путешествия на Иордане немногих завлекают по своей опасности, и потому никто не может указать места Богоявления, зная о нем только по слуху. Иные говорят, что оно находится против монастыря Предтечи, которого едва заметные развалины остались от нас вправе, так что дорога, избранная арабами, как самая кратчайшая и удобнейшая по спуску к потоку, лежала между двух монастырей. Но обитель Предтечи кажется мне слишком отдаленною не только от реки, но и от русла ее, чтобы могла она быть основанною в память крещения, хотя предания и говорят, будто Елена велела воздвигнуть храм над местом сего события. Быть может, сии развалины принадлежат какой-либо из обителей, которыми процвела пустыня в память проповеди Иоанна. Католики утверждают, что монастырь сей был разорен после долгой осады, выдержанной против неверных его монахами, а быть может, и рыцарями Св. Иоанна Иерусалимского, от чего арабы страшились оставить подобную крепость в пустыне. Сии обломки слывут латинскими; хотя уже многие века ими владеет одна пустыня. Но как все сии подробности о монастырях узнал я уже по моем возвращении, не посетив сам их остатков, то и не могу сказать наверное, чтобы не было другого монастыря Предтечи на самом месте древнего селения Вифавара, близ которого крестил Иоанн. Я желал бы, чтобы кто-нибудь исследовал лучше места сии, руководствуясь моими догадками.
Довольно долго проходя по зыбкому руслу реки, мы наконец услышали шумное журчание Иордана, еще не видя его за густым кустарником, посреди которого он стремится. В одном только месте изгиб реки, обнимая небольшой луг, открыл жаждущим взорам ее быстрые волны, прозрачно бегущие по мелким камням и освежающие зелень навесных берегов. Я три раза погрузился в поток и три раза увлеченный его бурным, весенним стремлением, с трудом мог удержаться за длинные ветви нависших ив. Так рожденному в снегах севера суждено было утолить жажду свою чистыми струями Иордана и в знойной пустыне палестинской омыться его священными водами, которых память навсегда сладостна сердцу.
Ага Иерихонский, расставив по высотам стражей, из опасения бедуинов, не позволял медлить поклонникам на Иордане; но, не смотря на его клики и угрозы, каждый стремился погрузиться в священные волны, каждый спешил зачерпнуть немного воды в принесенные меха и сосуды, и взять камень из средины реки, и срезать себе длинный тростник или ветвь ракиты на память Иордана, чтобы унести их на родину вместе с пальмою своего странствия. Сопутствовавший нам греческий инок читал над рекою тропарь праздника Богоявления: «Во Иордане крещающуся тебе Господи тройческое явися поклонение...» и кондак его: «Явился еси днесь вселенней и свет твой, Господи, знаменася на нас, в разуме поющих тя!» И при звуке сей молитвы, повторяемой на берегу и в водах, оживленный Иордан представлял в тени кустов своих торжественную картину крещения, истинно величественную, какою она бывала в первые времена христианства, когда целые народы выходили искупленными из родной им реки.
Мы продолжали путь наш вдоль течения реки, медленно подвигаясь по зыбкому руслу, которого белые и песчаные берега представляли взорам странные призраки башен и монастырей. Но когда Иордан крутым изгибом отклонился к востоку, мы отдалились от русла и устья его, направляясь прямо к Мертвому морю. Море сие ничто иное как продолжение речной долины, которую оно наполняет всю, до самой подошвы гор, своими горькими и тяжелыми водами; вкусом оне гораздо солонее морских, а неподвижностью вполне заслуживают название мертвых. Берега местами неприступны от ила; кое-где малые ручьи стремятся в озеро и огромные остовы дерев раскинуты вдоль помория, низменного только со стороны Иордана, ибо с трех других оно ограждено неприступными утесами. Летом конные арабы переходят это море вброд, во всю широту, в которой нет 10 верст; длина же его не более 40. Жители Востока утверждают, что вечный смрад из него исходит и что нет ничего живого ни в волнах его, ни окрест; они даже дали одному из утесов имя жены Лотовой. Я же не чувствовал смрада, и не мог сам удостовериться в истине рассказов о безжизненности сей пучины. Один только сильный морской запах выпарялся из ее лона и красный, раскаленный пар поднимаясь над неподвижною поверхностью вод, поглощал в себе лучи солнца. Багровым шаром тяжело висело оно на дальнем краю сей влажной могилы Содома, напоминающей грозным своим покоем горнее мщение.
Пустыня иорданская! где растворившееся небо свидетельствовало о Сыне человеческом, где горы, возбужденные гласом вопиющего в пустыне, уготовили стези свои прежде нежели исправились сердца смертных, где быстрый Иордан, дрогнувший при погружении в него Богочеловека, с трепетом помчал свои освященные волны, и где на вершине горы искушения Спаситель победил духа тьмы и соблазна: — пустыня Иорданская! все в твоем пространном объеме исполнено величия необычайного; все носит отпечаток событий, в которых земля была только поприщем, а действовали неземные. И все ныне пусто и безмолвно в сей некогда столь одушевленной долине... В соседних горах утихнул отголосок, вторивший сладким речам Иоанна и горнему гласу: «Сей есть сын мой возлюбленный, о нем же благоволих!» — Земля оглохла, а небо закрыло уста свои над Иорданом.
Еще одна гробница и всех
