частности вкусную
тукпу — нечто вроде густого супа; отварное мясо с мучными клецками.
Во время завтрака в «отеле» к нам за столик подсел уже знакомый нам молодой учитель и повел беседу о жизни здесь и в других районах Непала, о своей высокой миссии, о политике и религии. Под конец он признался, что в бога не верит и в храм не ходит. Это было очень смелое заявление. Чтобы оценить его по достоинству, нужно учесть, что, как уже говорилось, в Непале религиозны почти все, наверное, девяносто девять и девять десятых процента населения.
Воспитание, окружение, пропитанная религией материальная и духовная культура страны, наконец, традиции и даже просто привычки заставляют непальца придерживаться своей веры. Рождение и первое кормление рисом, совершеннолетие и вступление в брак, кончина — все эти вехи человеческой жизни сопровождаются непременными религиозными обрядами. Большие праздники: рождение Будды и поминовение предков, Дасайн, кульминацией которого является День победы богини Дурги над демоном Махишей, Бхаи-тика — Почитание братьев, празднества в честь Индры, Шивы, Рамы и других богов и божеств индуистского пантеона, а также великое множество других — индуистских и буддийских, общенепальских и местных, — неизбежно вовлекают в свою орбиту всех непальцев. Старые и молодые, индуисты и буддисты, неграмотные и образованные, бедные и богатые не могут не исполнить свой долг перед предками, не могут не принять участия в Бхан-тике (даже одинокие находят себе названых братьев и сестер), не могут не пойти в храм к богу-покровителю и не попросить у него отпущения грехов или исполнения желаний. А уж если непалец случайно оказался у наиболее почитаемых святынь, таких, как пагода Шекхар Нараян в Фарпинге, пагода Белого Мачендранатха и пагода Маханкал в Катманду, храм Кришны в Патане, буддийские ступы-гиганты Бодхнатх и Сваямбхунатх, наконец, знаменитый Пашупатинатх, Мекка для индуистов-шиваитов, то тут грешно было бы не воспользоваться таким случаем и не поклониться божеству, чтобы заодно получить его благословение.
Повторяю, сам уклад жизни, воспитание и народные традиции оставляют даже у скептически настроенных и образованных непальцев лазейку для веры; в сердцах — место для религиозного чувства, а в душах — привычку соблюдать религиозные обряды.
Вот почему так удивили меня слова молодого учителя, горячо произнесенные им в темном «зале» за самодельным столиком в скромной бхатти с пышным названием «Священный отель Нильгирт».
Перевалив через горы, мы оказались по ту сторону Дхаулагири и Аннапурны, на Тибетском нагорье. Стоило нам выйти за пределы Марфы, как мы остановились, потрясенные представшей перед нами картиной. Увидели сапфирно-голубой купол неба. Цвет его поразил нас. Во время своего пребывания и путешествия по Непалу я видела разное небо. То затянутое черными тучами и закрытое густой вуалью тумана, когда его в общем-то и не видно и не поймешь, где кончается земля и где начинается небо; то веселое, на котором играют легкие белые облака, шаловливо принимающие форму снежных гор; то бархатное ночное, затканное звездами; то темнеющее в сумерках, с отблесками дивных ярких золотисто-лиловых красок, которым распоряжаются близнецы Ашвины, боги сумерек; то омытое дождем стальное небо, на котором натянут «Лук Индры»— «Индрадхануш» (радуга); то нежное, в розовых лучах рассвета небо богини зари Ушас.
Но такого неба, как здесь, я еще не видела нигде. Дэниэл как-то говорил мне, что над Тибетом оно очень чистое, голубое. И вот голубой купол над нами.
Зрелище неповторимое. Позади нас, до селения Марфа было небо как небо, самое обычное, такое, как всюду. Но впереди, над долиной Кали-Гандаки, над виднеющимися на севере голыми скалами и снежными пиками висело яркое, чистое, сапфирово-бирюзовое небо.
Пейзаж и краски были совершенно фантастическими: желтые скалы с черными тенями и сапфирово-бирюзовое небо… Все это напоминало театральные декорации. Как зачарованные, стояли мы и смотрели на этот безмолвный, прекрасный, пустынный мир. Затем пошли дальше на север. А фантастическое небо наплывало все ближе и смыкалось над нами…
Слева стали попадаться скалы с зияющими на большой высоте пещерами. Когда-то в них обитали буддийские монахи. Потом они покинули свои кельи, и теперь их жилье пустует.
Каким путем попадали в эти недоступные обители люди? По приставным лестницам.
Пустынными оказались не только пещеры в скалах, но и небольшое поселение Шьянг (или Шанг), похожее на крепость. Каменные дома уступами спускались вниз, и плоские крыши их ярусами увенчивали панораму крепости. Над каждой крышей на специальном флагштоке колыхались на ветру белые узкие шелковые полотнища, а кое-где пушистые хвосты гималайских лисиц и волков. Шьянг имел вид типично тибетского поселения.
Мы медленно двигались между домами. Шьянг казался вымершим. По приставной лестнице, вырубленной из цельного ствола дерева (ступени не «сквозные», а высеченные в стволе), мы взобрались на крышу одного дома. В углу были сложены дрова и хворост. По другой лестнице я спустилась во внутренний двор, заглянула в открытую дверь — нигде ни души.
Куда же девались люди? Судя по внешним приметам, Шьянг был покинут недавно. Может, жители ушли на молебен в Муктинатх? Но ведь кто-то должен был остаться дома: дети, старики и те, кому поручено присматривать за хозяйством?
Перебрались на летние пастбища? Но в селениях, расположенных на этой тропе, скотоводством почти не занимаются. Можно было еще предположить, что Шьянг служит временным пристанищем для караванов, большим караван-сараем, но это было маловероятно: слишком уж хорошо оборудованы жилища, приспособленные для капитального ведения хозяйства и для оседлой жизни.
С крыши, на которую мы поднялись, были видны разновысокие площадки таких же крыш да чортэны вокруг Шьянга. В этом «мертвом» городе нам было как-то не по себе. Кто знает, может быть, в пустых домах обитают теперь злые докшиты? В это нетрудно было поверить, так как, только мы покинули Шьянг, за его стенами нас подхватил ураганный ветер и понес по направлению к Джомсому. Стоило больших усилий удержаться на ногах. Ветер начинает здесь дуть с десяти часов утра и лишь к вечеру успокаивается. Переход от Шьянга до Джомсома я назвала «Пустыней безумных ветров». Представьте себе, что вам предложили прогуляться внутри аэродинамической трубы. Тогда у рас будет некоторое представление о том, какой ценой дались нам с Дэниэлом последние километры пути.
Перед заходом солнца в тот же день мы добрались, наконец, до Джомсома. Его называют еще Джомосом и Джумасумбха. Это был северный предел нашего маршрута, пограничный пункт, о чем нам не преминули напомнить офицеры, проверявшие наши документы на контрольном посту. Делали они это особенно долго и тщательно.
В Джомсоме размещался военный гарнизон. Это северный бастион зоны Дхаулагири, одной из четырнадцати крупных административных единиц, на
