Для нигерийских дорог еще не разработана инструкция по безопасности движения. А жаль! Когда рулишь, все время надо быть начеку, все время в напряжении. Местные шоферы ездят лихо, размашисто. Даже вид искореженных автомашин, выброшенных за обочину, не отрезвляет сорвиголов.
Водитель сейчас пошел грамотный, начитанный, дотошный до разных жизнеописаний монархов. А там говорится, что вседозволенность была привилегией королей. Они тем и отличались от простолюдинов, что для них не существовало общих норм и правил. Дурной пример заразителен. У многих нигерийских водителей поэтому велико желание почувствовать себя королем — хоть не на троне, так в автомашине. Ей подвластно все: скорость, дорога. Ну, а «король» на дороге — тот, у кого мощнее и массивнее автомашина…
Впереди возникает округлое темное пятно. Оно растет на глазах, заслоняет бетонку. Так и есть, навстречу катит «король». Я поспешно притормаживаю, прижимаю автомашину к обочине. Мимо, обдав гарью, проносится грузовик с длинным баком-цистерной — бензовоз. Такие «короли» не признают рядности, если пользоваться орудовской терминологией, а прут напролом посреди шоссе, неважно, узкое оно или широкое. И горе тому водителю, кто наивно понадеется, что встречный мастодонт уступит узкую полоску дороги, хоть на дюйм отвернет в сторону.
К исходу второго дня я приближался к Аргунгу. Горизонт распахнулся, ушло ввысь прозрачно-голубое небо. А от прежнего зеленого моря, которое я видел здесь раньше, не осталось и следа: совсем недавно на эти места обрушился харматтан. Правда, посланец Сахары пока лишь пробовал силы — нагонял прохладу проникшую сюда со стороны Средиземноморья, и не пылил. Но уже показал свой крутой норов: «поджарил» траву, сбил с редких приплюснутых деревьев листья, отполировал стволы.
Километров за тридцать до Аргунгу пришлось сбавить скорость: на дороге стало тесно, как на африканском базаре. Вместе со мной в одном направлении на ослах, верблюдах, тонконогих аргамаках, велосипедах, автомашинах ехали сотни людей. Весь этот поток, минуя Аргунгу, направлялся к поселку в километре от него, перед которым над дорогой была перекинута арка из жердей с надписью на синем полотне: «Добро пожаловать в фестивальную деревню!».
Комната, что мне отвели в мотеле, длинном, одноэтажном доме с плоской крышей, была обставлена, по местным понятиям, вполне роскошно. Слева от двери — застланная серым покрывалом узкая кровать. Рядом на тумбочке лежали две книги в черных дерматиновых переплетах — Коран и Библия. Около окна, задернутого цветастой шторой, небольшой стол и два стула. Справа от окна ободряюще урчал в стене кондиционер, нагоняя в комнату желанную прохладу. Впору было бы и отдохнуть с дороги, но как усидеть в номере, если рядом, за тонкой стеной мотеля, готовилось экзотическое празднество.
Я вышел на улицу и очутился в центре фестивальной деревни. Напротив находилась несколько необычная для этих мест постройка, похожая на большой барак, с вывеской «Ресторан» над входом. От нее в разные стороны разбегались асфальтовые дорожки к легким баракам поменьше, которые в Нигерии носят название рест-хаузов.
Бронзовый сосуд из Игбо-Укву
В фестивальной деревне было оживленно. По дорожкам не спеша прохаживались в одиночку и группами нигерийцы. Они о чем-то горячо спорили, весело смеялись, обнажая крепкие белые зубы. Преобладали мужчины. Многие из них были одеты в легкие хлопчатобумажные рубашки и шорты. В толпе выделялись важного вида нигерийцы в агбадах. Изредка мелькали белые лица заезжих туристов.
Я пересек большую — вполне можно в футбол играть — безлюдную площадь. На дальнем ее краю хлопал на ветру полотняный тент, укрывающий от жгучего солнца трибуну для почетных гостей. За деревней — всех ей не вместить — табором расположились главные участники предстоящего фестиваля. На вытоптанной траве пестрели циновки, коврики, лежала снасть — сетки, натянутые на деревянные полуобручи, и калебасы — круглые, как шары, полные сосуды из тыквы. Дымились костры, в небольших котлах булькало какое-то варево, и ветер разносил вокруг аппетитный запах. Атмосфера была довольно будничной. Съехавшиеся рыбаки, казалось, и не думали о завтрашнем соревновании. Одни хлопотали у костров, другие, собравшись в кружок, что-то с жаром обсуждали, третьи проверяли снасти.
— Из каких мест? — спросил я одного из них.
— Подержи-ка! — попросил он, не отвечая на мой вопрос. Рыбак накинул на себя сетку и, сидя под этим капроновым колпаком, стал тщательно осматривать ячейки. Я терпеливо ждал, пока он закончит это занятие.
Из Имогу, что на нижнем Нигере. Может, слышали? — наконец ответил он.
Самому рыбаку, как выяснилось из разговора, попасть на фестиваль было бы не по карману. При самых скромных расходах для этого нужно около ста пятидесяти найр, а ему и за два месяца столько не заработать. Но нигерийцы — народ отзывчивый, готовый, если нужно, отдать соплеменнику последнюю кроху. Моего собеседника, как самого достойного из деревенских рыбаков, выбрали на сходке и тут же пустили по кругу шапку, а точнее, калебас.
— Каждый штат, каждый приличный город прислали свою команду, с ними тягаться будет трудновато. Но и нас, одиночек, вон сколько, — рыбак указал на табор. — Повезет, так и моя деревня не будет обойдена почетом.
Вскоре сетка была осмотрена, где нужно — залатана, и я распрощался с рыбаком, пожелав ему удачи.
Тропинка в высохшей саванне вывела меня к Аргунгу. На окраине за мной увязались курчавые мальчишки, которые бегали вокруг и кричали: «Батуре! Батуре!». Они ничего не пытались выпросить. Просто сам белый человек был, видимо, для них в диковинку.
Аргунгу — городок низкий, приземистый, к тому же вязкий от песка. Я обошел, с трудом переставляя ноги, квартал-другой и, словно на сказочном ковре-самолете, перенесся в нашу старую Среднюю Азию. Только глинобитные дома с плоскими крышами и острыми выступами по углам прячутся здесь за кронами саванной пальмы дум и огненной акации. Каждый дом, как крепость, обнесен высокой стеной, скрывающей от постороннего глаза внутренний дворик. По улицам-расщелинам бродили козы, в пыли искали корм озабоченные куры. У встречного горожанина я разузнал, как пройти к дворцу местного эмира: хотелось хоть краем глаза взглянуть на эту единственную достопримечательность Аргунгу. Однако побывать там не успел. В Африке темнеет быстро.
Красный диск повисел над мутным маревом, а потом скатился за горизонт, будто сдернул его с неба тот самый гоголевский черт, который уволок месяц в ночь перед рождеством. Пришлось возвращаться. В фестивальной деревне светились электрические огни, звучала музыка. Там, где на окраине расположились рыбаки, полыхали костры, выбрасывая столбы искр в звездное небо. Табор чем-то походил на военный лагерь накануне сражения…
