До позднего вечера на площадь фестивальной деревни один за другим выходили танцоры, и зрители буквально стонали от восхищения каждым новым номером. Танцы продолжались и на другой день…
К концу праздника я уже валился с ног, успев посмотреть еще состязания борцов и боксеров, веселые гонки гребцов, которые с завязанными глазами пытались обогнать друг друга на лодках, побывать на выставке возделываемых фруктов и растений. Теперь не мешало бы и перекусить. В ресторане не сделал и двух шагов, как меня окликнули. Из-за ближайшего от входа столика поднялся нигериец в агбаде — тот самый, которого я встретил ранее на берегу Сокото.
— Прошу за мой столик! Надеюсь, не откажетесь? — пригласил он меня тоном хозяина.
— Как праздник? Понравился?
— Еще бы!
Нигериец хитро прищурился:
— И все же одну вещь вы упустили.
— Какую?
— Это мы исправим после ужина. А пока позвольте вас угостить?
— Я молча развел руками: такого гостеприимства не ожидал.
— Официант!
К столику подскочил худенький паренек в белой отутюженной форме. Мой знакомый сказал ему что-то на местном диалекте. Минуты через две перед каждым из нас стояло по тарелке с какой-то снедью. Пахло аппетитно, но все-таки что это было за блюдо? В тарелке было какое-то густое серое месиво из лапши, кусочков мяса, блеклых листочков, приправленное арахисовым маслом. Хотя мне приходилось бывать во многих нигерийских домах, но такого я еще не пробовалл.
— Это наше местное блюдо талия. Очень вкусное! Думаю, понравится…
Вилкой я подцепил самую малость необычного варева, смело отправил его в рот и тут же поперхнулся: это был настоящий раскаленный уголь. Нёбо, язык, десны — все горело. Как это мой новый знакомый ест эту талию? Однако на подвох с его стороны не похоже. Скорее всего решил, по простоте душевной, угостить батуре для полноты ощущения нигерийской жизни экзотическим национальным блюдом. Так что обижаться не следует. С видом, будто ел такое варево с детства, я принялся уплетать талию, с трудом сдерживая гримасу от жжения во рту. Да, теперь поездка в Аргунгу запомнится надолго.
Вскоре с едой было покончено, и мы вышли на улицу. С реки тянуло прохладой. Фестивальная деревня светилась, двигалась, смеялась, разговаривала, надрывалась музыкой. Среди хаоса звуков выделялась четкая дробь тамтама (он был неподалеку от нас, к тому же его ритм не походил на грохотанье барабана). Та-ра-рум-рат-бум! — неслась морзянка сухих, коротких звуков. Нигериец потянул меня за собой. Мы свернули за угол. У столба, освещенный электрической лампочкой, стоял посреди праздничной толпы барабанщик. В синем халате и шапочке, похожей на поварской колпак, только не белой, а цветастой, он выглядел как артист — исполнитель фольклорных мотивов, к которому в свете софитов обращены взгляды зрителей. В правой руке барабанщик держал деревянную колотушку, слегка изогнутую на конце, и быстро стучал ею по тугой мембране тамтама, выбрасывая в темноту ночи прерывистую дробь.
Опять новая заминка: я так и не понял язык говорящего барабана. Выручил мой новый знакомый, ставший бойко переводить вязь непонятных звуков в обычные слова.
Барабанщик рассказывал историю зарождения фестиваля в Аргунгу.
В давние времена рыбу в Сокото считали общей, и племена, жившие по ее берегам, выходили на лов где кому вздумается. Вроде бы так и должно быть. Да случались накладки. Племя из низовий, поддавшись слухам, срывалось на промысел к верховьям. А в это время другое племя с верховий отправлялось за рыбой в низовья. Всем хотелось наловить не просто рыбы, а поймать обязательно вкуснейшую из них — «водяного слона». При такой неразберихе, а может, и зависти — не всех щедро одаривала река, не всем попадался «водяной слон» — между племенами вспыхивали раздоры. Рыбаки вместо снастей вооружались копьями, луками, и тогда вода в реке окрашивалась кровью.
С распрями в 1934 году покончили султан из Сокото и местный эмир. Они уладили разногласия и установили, кому и где ловить рыбу. Заодно наказали племенам фулани и кебба жить в мире и добрососедстве. Рыбаки после столь мудрого решения бросились в реку, наловили рыбы и принесли ее владыкам в знак благодарности. На Сокото воцарился мир и порядок, а враждовавшие ранее племена начали собираться на общий праздник. Украшением таких праздников стало состязание рыбаков.
Барабанщик перечислил затем имена нигерийцев, которые в разные годы, выловив самую большую рыбу, то бишь «водяного слона», в здешней речке, были победителями. Не забыл он и Умару Феланду.
Долго еще стучал в ночи тамтам, повторяя раз за разом предание о зарождении фестиваля в Аргунгу. Эта россыпь звуков провожала меня до самого мотеля…
Немало повидала Сокото, немало воды утекло в ней. Да и соперничество рыбаков стало иным. С завоеванием Нигерией независимости фестиваль в Аргунгу превратился в праздник национального масштаба. Состязанию рыбаков сопутствует теперь развлекательная программа — скачки на лошадях, танцы, спортивные номера по боксу, борьбе, акробатике, мотокроссу… Причем это не только красочное зрелище, но и средство установления взаимных контактов, сближения больших и малых народов страны. В Аргунгу съезжаются ныне посланцы из всех уголков Нигерии. Они знакомят друг друга со своими танцами, музыкой, традициями и обычаями. Как родники питают здешнюю реку, так и искусство разных нигерийских племен, сливаясь в Аргунгу в общий поток, рождает новую общенациональную культуру, которая становится достоянием всего народа и служит делу укрепления национального единства.
Фестивальную деревню я покидал утром. На выезде было тесно. Переполненные легковушки, грузовики, автобусы неторопливо выбирались на дорогу. Нигерийцы улыбались, кому-то кричали, махали на прощанье. Они разъезжались, чтобы через год встретиться в Аргунгу снова…
В облике подростка, сидящего под пальмой, не было ничего настораживающего. Машина медленно катила вдоль улицы по разбитой дороге, переваливаясь с боку на бок. Он бросил на меня быстрый взгляд и стал что-то перебирать в своей кожаной сумке, находившейся рядом. Стоило мне приблизиться, как подросток вскочил, словно ужаленный, и в мгновение ока оказался перед автомашиной. Будь скорость побольше — ошибки не миновать. Но мальчишка все рассчитал и, видимо, не раз использовал свой смертельный трюк. Я резко затормозил, хотел обрушить на него словесный поток негодования: нашел, дескать, место для забавы, что за охота так нагло лезть под колеса. Подросток, будто ничего не случилось, подошел к дверце автомашины и протянул мне с невинным видом пестрые кусочки материи, разноцветные ленточки.
