Лето у них бывает очень длинным. Так что, как говорят купцы, солнце не заходит сорок дней, и зимой ночь бывает такой же длинной. <…> А дорога к ним по земле, с которой никогда не сходит снег; и люди делают для ног доски и обстругивают их… Перед и конец такой доски приподняты над землей, посредине доски место, на которое идущий ставит ногу, в нем отверстие, в котором закреплены прочные кожаные ремни, которые привязывают к ногам. А обе эти доски, которые на ногах, соединены длинным ремнем вроде лошадиных поводьев, его держат в левой руке, а в правой руке – палку длиной в рост человека. А внизу этой палки нечто вроде шара из ткани, набитого большим количеством шерсти, он величиной с человеческую голову, но легкий. Этой палкой упираются в снег и отталкиваются палкой позади, как делают моряки на корабле, и быстро двигаются по снегу. И если бы не эта выдумка, то никто не мог бы там ходить, потому что снег на земле вроде песка, не слеживается совсем.
Итак, что мы видим? Добросовестное, документально точное описание древних лыж, которое делает честь наблюдательности автора. Нечто подобное сумел в XIII веке подсмотреть и монах Гийом Рубрук, отправленный французским королем Людовиком Святым в составе большого посольства к великому хану монголов в легендарный Каракорум (1259 год). Об этом событии весьма поэтично рассказал Николай Заболоцкий:
Уйгуры, венгры и башкиры,
Страна китаев, где врачи
Из трав готовят эликсиры
И звезды меряют в ночи.
Из тундры северные гости,
Те, что проносятся стремглав,
Отполированные кости
К своим подошвам привязав.
А вот знаменитый арабский путешественник Ибн Баттута (1304–1377), исколесивший едва ли не всю средневековую Ойкумену, оставил следующее любопытное свидетельство о том, как товары из Волжской Булгарии доставлялись в страну Йура:
Путешествие туда совершается не иначе как на маленьких повозках, которые везут большие собаки, ибо в этой пустыне [везде] лед, на котором не держатся ни ноги человеческие, ни копыта скотины; у собак же когти, и ноги их держатся на льду. <…> Путеводитель в этой земле – собака, которая побывала в ней уже много раз; цена ее доходит до 1 000 динаров и около того. Повозка прикрепляется к ее шее; вместе с нею прикрепляется [еще] три собаки. Это авангард, за которым следуют прочие собаки с повозками. Остановится он, и они останавливаются. Такую собаку хозяин не бьет, не ругает. Когда подается корм, то он кормит собак раньше людей, в противном же случае собака злится, убегает и оставляет хозяина своего на погибель.
Откровенно говоря, немного настораживает чересчур мягкое обращение с вьючной скотиной – вспомните беспощадный закон полярной пустыни из предыдущей главы, убедительно изложенный Руалом Амундсеном. Похоже, Ибн Баттута в этом пункте слегка приврал, но в целом собачья упряжка описана довольно неплохо. Видимо, аборигены этих мест начали практиковать езду на собаках давным-давно.
Люди Крайнего Севера (эскимосы, чукчи) живут в экстремальных условиях на кромке вечного льда и чувствуют себя при этом прекрасно. Они охотятся на морского зверя (тюленей, китов и моржей), умеют из китовых ребер и снежных глыб соорудить теплое жилище, а из дерева и костяных пластин изготовить надежный лук и затейливый гарпун, которые не подведут на охоте.
В языке азиатских эскимосов, кроме общего названия моржа (айвык), есть более 15 отдельных слов для обозначения «спящего в воде моржа» (у которого виден только нос), «спящего моржа с головой над водой», «годовалого моржа», «моржа на льдине», «моржа, плавающего с места на место», «моржа, плывущего без определенного направления», «самки моржа», «моржонка», «моржа-самца», «моржа, пасущегося на одном месте», и т. д. А это говорит о том, что эскимосы с незапамятных времен занимались охотой на моржей и выработали специальные слова-сигналы, которые помогают охотнику быстро ориентироваться в обстановке. По-русски мы бы сказали: «морж плывет в северном направлении», «морж может уплыть», а эскимос выразит смысл одним словом каврык. Этой же цели служат и более 20 указательных местоимений в эскимосском языке (не синонимов, а слов, обозначающих разные направления и разные точки в пространстве) и свыше 80 производных от них слов. Они позволяют передавать информацию, необходимую охотнику, быстро и точно.
В языке чукчей, занимающихся оленеводством, этого нет. Зато в чукотском языке мы находим десятки различных наименований оленей по масти, повадкам, возрасту, полу: слово нитльэн обозначает важенку, ищущую утерянного теленка; слово кликин – бычка до одного года; слово пээчвек – самку однолетку и т. д. И это помимо «основного слова» – короны, означающего «олень». От состояния снежного покрова зависит корм оленей. У чукчей, помимо общего слова, обозначающего снег, есть особые слова-наименования для первого снега, который должен растаять; для первого снега, который больше не будет таять; для снега, уплотненного ветром после снегопада; для снега, подтаявшего днем; для мягкого снега, легшего на плотный снег после снегопада; для плотного снега; для мерзлого снега; для весеннего снега с проталинами; для мокрого, размякшего, тонкого снега…
Напрашивается параллель с океаническими народами, заселившими бесчисленные тихоокеанские острова за сотни лет до появления первых европейцев (что, разуме ется, совсем не умаляет достижений выдающихся мореплавателей). Равным образом и Крайний Север был совершенной Terra Incognita только лишь для выходцев из Европы, поскольку испокон веков эти суровые земли населяли десятки больших и малых народов, создавших свою вполне оригинальную и богатую культуру, замечательно вписанную в ландшафт. Именно им следует отдать пальму первенства в деле освоения высоких широт.
Героическая эпоха норманнов постепенно уходила в небытие. На акваториях северных морей и у ледовых широт появились совсем другие персонажи, не менее предприимчивые, чем бородатые витязи в рогатых шлемах. Это были русские мореплаватели, уроженцы Господина Великого Новгорода, который быстро сделался посредником в меховой торговле между странами Западной Европы и племенами Урала и Прикамья. «Еще мужи старии ходили за Югру и за Самоядь», – свидетельствует летописец. А Самоядь русских летописей, между прочим, есть не что иное, как Зауралье, Западная Сибирь в нижнем течении Оби и Таза, исконная земля финно-угорских народов ханты и манси, которых русские называли остяками и вогулами. Новгородские искатели добычи проникли в моря Северного Ледовитого океана не позднее XI века и совершали регулярные плавания у берегов Белого моря и северного побережья Кольского полуострова. По-видимому, уже в самом начале XI столетия состоялись первые экспедиции к Новой Земле: в старинных хрониках рассказывается о путешествии двинского посадника Улеба в 1032 году к Железным Воротам, в которых некоторые историки усматривают пролив между Новой Землей и островом Вайгач. Впрочем, по мнению других ученых, «Железные Ворота» русских летописей находились на Северном Урале и представляли собой горное ущелье (Улеб шел посуху), однако сути дела это обстоятельство не меняет: влияние Новгорода простиралось за Урал и на Крайний Север. Торговых новгородских людей называли «ушкуйниками», потому что они ходили по Белому морю, Северной Двине и Печоре на плоскодонных ладьях-ушкуях, беззастенчиво обирая местное население. Торговля во все времена идет рука об руку с откровенным грабежом и разбоем. В. П. Даркевич пишет:
