class="p1">Ошибки мои — результат моего темперамента. В страстном увлечении я легко теряю масштабы. Но этот же темперамент, как палка о двух концах, в то же время — источник всех моих достижений. В самозабвении работы я не замечаю ни времени, ни труда. От этой напористости зависит и быстрота моей работы. Я люблю работу, я рабочий энтузиаст. «Что хорошо в Вас — это Ваш энтузиазм», — говорит мне часто Шаванн. Помогают мне, конечно, и трудовые навыки моей рабочей семьи.
И вот 1906 г., Пекин! Год напряженнейшей борьбы за овладение языком и текстом: занятия с сяньшэнами. Сразу же выявился огромный промах в моей подготовке, а именно: обывательский взгляд на изучение языков на местах, по общепринятой формуле: говорите — вот и будет ваша практика! Язык нельзя рассматривать как механическую сумму слов. Язык — это условно выраженная культура народа, и эту культуру надо изучать обводными каналами из мировой литературы предмета, из обширных и разнообразных введений.
Все же я могу теперь сказать, что овладел китайским языком. И разговорным (выработал точное произношение), и классическим текстом. Я от текста беру теперь все и стараюсь сцепить новое в общую систему и ассоциировать это новое с предыдущими знаниями. Так, человек неизвестный все ближе и ближе поворачивает к вам голову и, наконец, прямо смотрит в глаза. Я смотрю теперь в глаза тексту. Это — результат напряженнейшей и сосредоточенной работы над собой.
И вот, наконец, эти четыре месяца путешествия с Шаванном — школа, значение которой трудно переоценить!
Результаты экспедиции — это, во-первых, коллекции: народных картин, бытовой эпиграфики (вывески, объявления, надписи), эстампажей с древних памятников, китайских книг. А главное — это рукописные заметки на русском и китайском языках, сиречь — материалы для статей и исследований. Обдуманы и частично подготовлены следующие работы: «Фонетика пекинского языка и теория его тона», «Китайская фонетическая хрестоматия», «Китайская лубочная картина», «Китайский амулет», «Хрестоматия древнего китайского языка», «Поэзия привета в китайской эпистоле», «Заклинания в китайской религии» и т. д.
Помимо перечня результатов, я, пожалуй, могу сделать и кое-какие выводы из опыта этих лет и моего путешествия.
Идеал научного путешествия один — уничтожить белое пятно на географической карте земли по разным ее отделам, будь то вулканы, океаны, злаки, культуры земли и людей. Поэтому только организованное и подготовленное путешествие может понести науке пользу. Только разрушив свои предрассудки и ярлыки, можно выйти из опыта путешествия зрячим, а не слепым. Путешественник — инородное тело, и все так к нему относятся. Он же ощущает себя обыкновенным человеком и, окружая себя своими собственными обычаями, привычками, предрассудками, создает вокруг себя, так сказать, некую атмосферу, отделяющую его от того мира, в который он попал. И за непонятностью чужого невольно просится свое: сравнивает со своим, как с абсолютной нормой, и приклеивает ярлыки на свой манер. Поэтому видимое неподготовленным путешественником, будучи реальным само по себе, расшифровывается им только причудливо. Отсюда все наивные и безграмотные книги о Китае с описаниями китайских обедов, приемов, этикета, похожими на описание сумасшедшего дома человеком в здравом уме и твердой памяти.
Вольтер писал: «Путешественник обыкновенно крайне недостаточно знает страну, в которой находится. Он видит лишь фасад здания. Почти все, что внутри, ему неизвестно». Путешествие — это текст. Но более сложный: человек не дает оперировать над собой с той же методичностью, как над текстом. Тут сказывается чуткость к эксплуатации: не хотят быть объектом курьеза, материалом любопытства. Даже деньги не помогают. Путешественник недоумевает: как это ради науки не позируют перед его камерой? Нужен такт, нужно умное и доброе отношение к людям.
Нужно уметь видеть, обдумывать, наблюдать и наблюдать не простым, а (как в астрономии) вооруженным глазом. Надо серьезно, трезво изучать культуру, язык, нравы, быт, искусство страны. И только в результате изучения все экзотическое, необычайное, смешное становится понятным, связанным причинностью. Наука стремится развенчать «оригинальное», превратив его в общечеловеческое, расширив базу для более высокой пирамиды — изучения всего человечества в едином научном масштабе.
Но, желая понять китайскую культуру, уложить ее в наше понимание, надо сохранить ее, как неповторимую, оригинальную систему человеческого мышления. Ли Бо да погибнет, как курьез, но да воскреснет, как мировая личность!
Путешествие по Китаю, созерцание его в оригинале, овладение разговорным языком как средством более глубокого знакомства с народом, аналитическое исследование текста плюс усвоение интуиции образованного китайца, изучение литературы, фольклора, религии — все это развернуло передо мной величественную картину китайской культуры. Я хочу быть китаистом-культуроведом по принципу наибольшего и наилучшего охвата китайской культуры. Всей своей будущей деятельностью я хочу всячески расширять русло, соединяющее культуру Китая с нашей культурой, показать и пропагандировать огромный и прекрасный незнакомый нам мир.
Я буду бороться с пессимистическим девизом Киплинга: «Восток есть Восток и Запад есть Запад. Эти близнецы никогда не встретятся».
Напротив, я убежден, что встреча «близнецов» состоится и откроет огромную перспективу всему человечеству. Реакция западной души на душу Востока и наоборот создаст новую жизнь, новых людей, новую культуру.
Я счастлив именно этим синтезом, ибо, повидав Китай, его людей, изучая его великую культуру, перерождаешься заново, вмещаешь в себя, в свою плоть и кровь, еще один мир, еще одну жизнь.
1. Маршрут путешествия В. М. Алексеева по северному Китаю.
2. Академик В. М. Алексеев.
3. В. М. Алексеев в 1906 г.
4. Биюньсы. Толстобрюхий Матрейя.
5. Биюньсы. Верхняя площадка мраморной пагоды.
6. Эдуард Шаванн.
7. Бог долговечности Шоу-син с оленем.
8. Близнецы Хэ-хэ.
9. "Ткачиха и пастух".
10. Кумирня.
11. Группа китайских актеров.
12. Погонщик мулов.
13. Девочки-певички.
14. Чиновники "адских" департаментов.
15. Суд в подземном царстве
16. Тайаньфу. Таймло.
17. Тайшань, пров. Шаньдун.
