(«батик бутик»). Планируя поездку в Индонезию, я выдумал что-то вроде «летней школы» для Сони с Дашей: пока мы тут, дети будут брать уроки того-сего и таким образом узнают о разных уникальных вещах, которых нет в Америке. Первым в моей программе «ознакомительных занятий» числился урок батика. В течение двух часов их учили ручной росписи. Набрав краску с помощью специальной пипетки, они наносили ее на покрытую воском ткань, а затем варили ткани в кипящей воде, отчего бурый цвет красителя превращался в синий и краска растекалась кляксами за границы рисунка, несмотря на резервирующий состав.
Пока они рисовали, я заглянул в соседнюю студию, где мастерят кукол и маски для ваянга. Ваянг и батик, вычурный брик-а-брак, клетки с канарейками и связки бетеля, свисающие с потолка. Хозяйка студии — в традиционном наряде: пестрый кайн [117], голубой с отливом кушак, шарфик с набивным батиковым узором. На хозяине — рубаха с батиковым изображением сцены народного собрания: революционеры в сонгкоках, народные массы слушают пламенную речь вождя, и все нарисовано в стиле Дейнеки. Тем временем подмастерья, сгрудившись вокруг айфона, смотрят, как звезда ютуба Мелиани Сити Сумартини, хрупкая индонезийская девочка в хиджабе и худи с надписью «Death Metal», виртуозно исполняет гитарную партию из «Master of Puppets». Я уже несколько лет слежу за ютуб-каналом Мелиани, удивительной гитаристки-металистки из Индонезии. Но для этих ребят она своя, почти соседка. Из города Бандунг, недалеко от Джакарты. Увидев, что я тоже заинтересовался, один из них весело подмигивает мне: «Master of shadow puppets!»
* * *
Если приверженцы индонезийского синкретизма толпами стекаются на пляж Парангкусумо, то для туристов, которых на Яве на удивление немного, главные места паломничества — храмовые комплексы Боробудур и Прамбанан. Первый комплекс — буддийский, был спроектирован яванским архитектором по имени Гунадхарма около 750 года и построен в течение следующего столетия; второй — индуистский, IX века. Оба были погребены под вулканическим пеплом в результате извержения вулкана Мерапи в 1066 году и заново открыты лишь в конце XIX века. По словам Янто, Боробудур считается одним из семи новых чудес света. Однако могучий гугл молниеносно опровергает утверждение Янто. Семь новых чудес света — это Колизей, Великая Китайская стена, Мачу-Пикчу, Петра, Тадж-Махал, Чичен-Ица и статуя Христа-Искупителя в Рио-де-Жанейро. Ни Боробудура, ни Прамбанана в списке нет. Есть, правда, и другой список: претенденты на звание восьмого чуда света. Там действительно фигурирует Боробудур — в числе многих других шедевров архитектуры. И все же ты прав, дорогой Янто. Я, которому довелось увидеть и Колизей, и Тадж-Махал, и Великую Китайскую стену, и пирамиду Хеопса (единственное из семи чудес Древнего мира, сохранившееся до наших дней), готов свидетельствовать: и Боробудур, и Прамбанан достойны войти в заветный список. Меня, многоопытного путешественника, они потрясли куда больше, чем Колизей и пирамиды.
Как описать словами сильнейшее впечатление от того, что не- или надвербально? От театрального действа в кратоне Джокьякарты или от восьмиярусной ступы-мандалы Боробудур? Напрямую — никак, только вкруг да около. Но и молчать, следуя максиме Витгенштейна, тоже никак. Можно начать с истории. С очередной индонезийской легенды. По части легенд и мифов папуас Янто не уступает среднеазиатскому аксакалу. А я, как Шурик из «Кавказской пленницы», старательно все записываю.
Однажды царица южных морей преподнесла царю Сенопати страусиное яйцо с наказом выпить его после ужина. Позвал царь придворного кузнеца, велел проделать в скорлупе дырку. Только приготовился пить, как слышит голос: «Не пей, государь!» Озадачился. Подумал: может, почудилось? Снова к губам поднес — и снова голос ниоткуда: «Не пей!» По всему видать, то голос предков из царства духов к нему взывает. Позвал тогда Сенопати стражника (из тех, что день-деньской курят кретек в королевском саду). Эй, мас [118], видишь яйцо? Будь добр, сделай глоток и скажи, каково на вкус. Слушаюсь, ваше величество! Сделал стражник глоток и вдруг… задымился! Весь покрылся густым серным дымом, так что и не видать его вовсе. Только слышно, как из дыма зовет на помощь. Попытался царь из дыма бедолагу достать, протянул руку, да куда там… У стражника уж и тела нет, один голос остался. «Что же мне теперь делать, государь?» — спрашивает голос. Говорит Сенопати: «О семье твоей я позабочусь, за службу твою и жертву вознагражу их щедро. А самому тебе придется теперь жить внутри вулкана. С людьми-то теперь уж никак жить не сможешь. Ступай скорее к вулкану, отныне там будет твое дымовое царство». Удалился дым-страж, а царь призадумался. Зачем же мне, думает, божественная моя супруга Рату Кидул яйцо это преподнесла? Неужто хотела, чтобы и я в дым обратился? Пошел в те покои, где по субботам с царицей южных морей встречался. Воскурил благовония, призвал ее. Зачем, спрашивает, проклятое яйцо мне дала? Заплакала царица, говорит: прости, тоскую, когда тебя нет, вот и решилась на хитрость пойти, чтоб всегда со мной был рядом. Царь разгневался, прогнал Рату Кидул. Но потом, поостыв, послал дары, чтобы искупить вину — и перед стражником своим, и перед царицей. И с тех пор в кратоне раз в месяц готовят желтый рис с имбирем и кокосом. Одну порцию относят к вулкану, а другую — к морю. И дым-страж, и царица южных морей принимают подношения, и, сколько раз ни извергался вулкан Мерапи за последнюю тысячу лет, ни разу лава не дотекала до Джокьякарты. Лишь единожды, в 1066 году по календарю буле, забыли задобрить того, кто живет внутри вулкана. И пришло тогда большое разрушение, засыпало пеплом Боробудур и Прамбанан, да и сам кратон тоже. С духом вулкана, надо понимать, шутки плохи.
«Смотри, смотри! — вдруг кричит Даша, перебивая Янто, когда мы въезжаем в центр города. — Что это там?» По улицам Джокьякарты идут костюмированные процессии по случаю Дня независимости Индонезии. Маскарад, не уступающий хеллоуинскому параду в Гринвич-Виллидже. На каждом доме висит бело-красный индонезийский флаг. Так положено по закону. Если кто-то не вывесит флаг, приедет полиция, заставит повесить. Если флага нет, выдадут. К этому празднику готовятся месяцами. У каждого кампунга — свои наряды, красочные платформы. Косплеи, реконструкции. Вот люди в костюмах каторжан, жертв голландского колониализма, несут бревна с лесоповала. Вот школьники в костюмах нацменов из далекой Папуа. Набедренные повязки, головные уборы из перьев райской птицы. «Ишь ты, в нас нарядились», — хмыкнул Янто.
Банальное наблюдение: при выезде из города попадаешь в другой мир. Особенно наглядно это проявляется в Азии и Африке. В Америке и Европе не так, там за пределами города
