в город дети уснули на заднем сиденье, и Янто, временно освобожденный от обязанностей сказочника, стал делиться впечатлениями от недавней поездки на Сулавеси. Побывал в труднодоступной местности Тана-Тораджа, известной своей причудливой архитектурой (седлообразные крыши с загнутыми кверху свесами, похожие не то на корабли, не то на рога буйвола) и не менее причудливыми погребальными церемониями: скальные гробницы-многоэтажки с деревянными куклами на балконах, захоронение младенцев в стволах деревьев (чтобы душа умершего в младенчестве продолжала расти вместе с деревом), парад мертвецов (пока семья копит на похороны в скальной гробнице, забальзамированный труп продолжает «жить» в доме родных), жертвоприношения и периодические эксгумации… Нечто похожее я видел на Мадагаскаре, что, разумеется, свидетельствует о древности этих макабрических обрядов: считается, что предки современных малагасийцев приплыли из Индонезии полторы тысячи лет назад. Но Янто ничего не знает про австронезийские корни жителей Мадагаскара. Зато знает про тораджей:
— Ничего более странного в жизни не видел. Наряжают труп в лучший костюм и ведут под руки на кладбище. Как в том американском фильме, помните? Как же он назывался?
— «Уик-энд у Берни»?
— Точно! Ведут, значит, мертвеца на кладбище. А если кто-нибудь из соседей окликнет его по имени, тут же его роняют, как будто он вот сейчас от этого оклика и умер. Такая традиция. Но главное вот что: если ты собираешься жениться на девушке из Таны-Тораджи, для начала узнай, живы ли у нее родители. Если еще живы, лучше не связываться. Они же всю жизнь только и делают, что копят на похороны родных. Знаете, сколько стоит эта их погребальная церемония? Пятьдесят миллионов рупий!
— Вот что значит семейные ценности! — Это я пытаюсь шутить. Но Янто не реагирует на мою шутку.
— У папуасов такого нет. Хотя мы, конечно, тоже живем кланами и очень заботимся о родне. А, кстати, это правда, что в вашей части света люди после определенного возраста уже не живут со своими родителями и, когда те состарятся, упекают их в богадельни?
— Ну по-всякому бывает. Никому не хочется отправлять своих близких в дом престарелых. Но бывает, что у людей просто нет другого выхода.
— Не знаю, по-моему, это еще большая дичь, чем погребальные обряды тораджей!
Еще Янто успел побывать на севере Сулавеси, в Манадо, столице «экстремальной кухни». Показывал фотографии и видео тамошних блюд: собачатина, кошатина, мясо питона и — коронным номером — «пани́ки», блюдо из летучих мышей.
— Неужели вы все это ели, Янто?
— Конечно, ел! Было бы странно побывать в Манадо и не попробовать всего, что там едят. Ведь туда за этим и ездят. Экстремальная кухня. Еще меня поразило, насколько они там все светлокожие. Я со своей меланезийской внешностью, конечно, там особенно выделялся. Но и средний яванец тоже будет выделяться. Яванцы смуглые, а на севере Сулавеси люди белокожие, как китайцы. И базары у них тоже как у китайцев. Чего только там нет… не хуже, чем в Ухане!
— Согласитесь, что это сомнительная рекомендация, особенно после ковидной пандемии.
— Верно, верно, — соглашается Янто. — У рынка в Ухане подмоченная репутация. Но скажу вам честно, суп из летучих мышей — это очень вкусно. Ничем не хуже голубятины, а по мне, так даже лучше. Крылья сворачивают в трубочки, получается вроде блинчиков… Вообще-то я и в Джокьякарте знаю место, где этот суп варят. На Яве он считается хорошим средством от астмы… Если хотите, могу вас туда сводить. Когда еще вам выпадет случай полакомиться летучей мышью?
Уж на что я горазд все пробовать, а это неожиданное предложение не вызвало у меня восторга. Мясо рукокрылых я, пожалуй, пропущу: заработать болезнь литико-бодиг ой как не хочется [119].
* * *
«Юла, кто хочет юлу?» Чумазые деревенские дети сбегаются на зов, и бродячий торговец с зажатым в зубах кретеком терпеливо учит их, как правильно запускать игрушку. Через пару минут вокруг него образуется целый круг из вращающихся волчков и ликующей малышни. Увидев это, Даша тотчас клюет на приманку: она тоже хочет юлу, почему всем этим детям можно, а ей нельзя? Торговец с кретеком в зубах следит за ней улыбчивым краешком глаза: есть клев. Ради нее и было устроено это небольшое представление; деревенские дети, которых он так щедро одаривает игрушками, — его помощники. Не выпуская из зубов дымящегося кретека, он обращается ко мне: «Окей, мистер, чипа окей». Но бдительный Янто тут как тут. Небрежным жестом левой руки он дает торговцу понять, что тому пора отвалить, а правой рукой обнимает благодарную слушательницу его сказок. «Даша, а Даша, ты помнишь, кто такой был панембахан [120] Сенопати? Сегодня я тебе расскажу про него еще одну историю». И Даша моментально забывает про юлу.
Итак, когда царь Матарама Сенопати Сутавиджая решил объединить все княжества Центральной Явы, не подчинился ему один только Ки Агенг Ванабая, правитель Вангира. Послал Сенопати войско в Вангир, и полегли те воины все до единого. А все потому, что был у Ки Агенга волшебный меч, и с этим мечом Ки Агенг был непобедим. Тогда призвал Сенопати дочь свою Айю Пембаюн и сказал ей так: облачись в одеяния варангганы [121] и отправляйся в Вангир. Пускай Ки Агенг соблазнится твоей красотой и искусством. Пусть предложит тебе руку и сердце, а мне подчинится, как подобает женихам подчиняться отцу невесты. Так все и случилось, и, когда пришел Ки Агенг во дворец Сенопати засвидетельствовать почтение будущему тестю, стражники царя приказали ему оставить меч у входа. Он повиновался, ни о чем не подозревая, и тут же был убит. Но царевна Айю Пембаюн, которая сама влюбилась в Ки Агенга, уже носила под сердцем его дитя. Когда она родила, царь Сенопати приказал убить младенца. «Этот ребенок — отродье поверженного мною врага и, если останется жив, рано или поздно придет по мою душу». Один из стражников унес малютку в лес, но, сжалившись, не стал убивать, а отнес в пещеру, через которую текла горная река, и там отправил, как Моисея, вниз по течению на плоте из пальмовых веток. В одной из соседних деревень его нашли и спасли. Надо сказать, деревенские жители сразу поняли, что этому ребенку уготована особая судьба: на щеке у него была странная отметина. Это сталактит продырявил ему щеку, когда он проплывал через пещеру. Этот след и приняли за печать Божью. Но когда мальчик вырос, он не стал ни вождем, ни пророком. Не собрал войско и не пошел войной на царя Сенопати. Да и ничем особенно не выделялся, просто жил
