– Вот бы прихватить со станции кусок стены, окна или хоть чего-то, с чем – или над чем – можно поработать, – посетовал Бантлайн.
– Если можно было бы отхватить от станции хоть кусок, мы бы не вернулись в Тумстоун и не ломали сейчас голову над тем, как сравнять вокзал с землей, – сделал простой вывод Эдисон.
– У меня есть мысль, – поделился Бантлайн, – хотя вряд ли Джеронимо одобрит…
– Нет-нет, ты говори.
– Можно пустить в ход «Латунного крота». Подкопаемся под станцию и рельсы, и все обвалится. Хотя, – поморщился Бантлайн, – мы заодно можем осквернить непосредственно захоронения, а ведь над ними Джеронимо и трясется.
– Вопросов нет, способ дельный. – Эдисон обернулся к Холидею. – Вряд ли ты обратишься с таким предложением к шаману?
– Это он ко мне обращается. Я понятия не имею, как на него выйти.
– Разве его лагерь не стоит в полудне пути отсюда?
Холидей мотнул головой.
– Стоял, чуть больше года назад, однако мне тогда не показалось, что апачи собираются пускать корни. Вряд ли лагерь Джеронимо и сейчас на прежнем месте. Черт, вся Территория Аризона – в его руках, он может обосноваться где угодно. Нас тут терпят, и если когда-нибудь индейцы научатся применять серебро или разводить скот, то белого человека выпрут, назад за Миссисипи.
– Если только Том не найдет способ противодействовать магии, – уточнил Бантлайн.
– Ты прав: если, – поймал его на слове Эдисон.
Холидей направился к двери.
– За пиво спасибо, но за догадки и выводы убить вас мало. Еще пару часов назад я чувствовал себя куда счастливей.
– Да уж, правда – она такая, – мрачно улыбнулся Эдисон. – Ты сейчас играть в карты?
– Если бы карты были мне по карману, я бы не подался в охотники за головами, – ответил Холидей.
– Тогда спокойной ночи, – пожелал ему Бантлайн.
– Спать я даже не думал.
– Ни спать, ни в карты играть… куда же ты, назад в «Тигрицу»?
Холидей пожал плечами.
– Там видно будет.
– То есть?
– Пойду искать мистера Маккарти-Бонни-Антрима-или-кто-он-там, – ответил Холидей. – Когда еще смотреть врагу в лицо, как не в момент, когда ни ты, ни он не можете убить друг друга?
Сказав это, он вышел в теплую аризонскую ночь.
13
Холидей заглянул в «Тигрицу» и, не застав там Кида, отправился в «Ориентал», которым до отъезда из города владели Эрпы. Холидей будто вернулся домой: входя через пружинные двери, он почти ожидал застать за одним из столиков Уайетта и Верджила, а у стойки бара – Айка Клэнтона, кого-нибудь из братьев Маклори или даже Курчавого Билла Броциуса. Холидей тихонько улыбнулся, осознав иронию судьбы: из них из всех в живых остался один только Уайетт, хотя ведь прошел всего год с небольшим.
Холидей кивнул незнакомому бармену, взял стакан и бутылку и, расплатившись, отошел к свободному столику. Сел, налил себе выпить и достал колоду карт. Потягивая виски, принялся раскладывать пасьянс и краем глаза поглядывать на вход: Холидей отнюдь не забыл, что он неуязвим только для пуль Билли Кида. Мельком он прикинул в уме рост и комплекцию парнишки – тот был ниже Холидея – и подумал: удалось бы его побить в кулачном бою? Внезапно Холидея скрутило в приступе кашля, и он поспешил прикрыть рот платком. Минуты полторы спустя приступ прошел. Взглянув на пропитанный кровью платок, дантист признался сам себе: побить не удалось бы и десятилетнего мальчишку.
Он уже раскладывал карты по третьему кругу и допивал второй стакан виски, когда рядом кто-то произнес:
– Десятка черных к королеве красных, – Холидей до того увлекся пасьянсом, что перестал обращать внимание на тех, кто приходит и уходит. Оторвавшись от карт, он поднял взгляд и увидел напротив себя Кида.
– Черные десятки кроют красных валетов, а не королев, – ответил Холидей.
– Ты Док Холидей, а я – Билли Кид. Мы сами решаем, кто кого кроет.
– Не стану спорить, – весело произнес Холидей.
– Тогда чего не ходишь?
– Говоря словами самого известного бандита на Западе, я – Док Холидей, – улыбнулся дантист, – и сам решаю, когда и куда мне ходить.
– Что б мне лопнуть! – от души расхохотался Кид. – Ты мне сразу понравился, Док! Я ведь могу называть тебя Док, а?
Холидей пожал плечами.
– Так меня и зовут. Точнее, – улыбнулся он, – только так меня и зовут. А ты, смотрю, коллекционируешь имена.
– Среди моих прозвищ есть и настоящее имя, есть имя отчима, а прочие я выдумал, даже глазом не моргнув. Но Билли Кид – это я, – он ухмыльнулся. – Пока чуток не повзрослею.
– Кстати, сколько тебе годков?
– Двадцать один.
– Ну что ж, ты взял неплохой старт, – заметил Холидей. – Если молва не лжет, и ты правда так хорош, то, может, дотянешь до тридцати. А теперь хватит стоять над душой, присаживайся.
– Что так сразу до тридцати-то? – спросил Кид, присаживаясь напротив Холидея.
– Обычно дольше стрелки не живут.
– Тебе-то самому сколько?
– Тридцать два.
– Выходит, ты врешь.
Холидей покачал головой.
– Бандит у нас ты, а я – дантист, больной чахоткой.
Малыш Билли снова рассмеялся.
– Скольких ты порешил, Док?
– Уверен, меньше, чем приписывает мне молва.
– Сорок? Пятьдесят?
– Это скорее про Джона Уэсли Хардина.
– Сколько же тогда?
– Намного меньше, – ответил Холидей. – Я не убивал никого, кто не заслуживал смерти.
– Как и я, – сказал Билли Кид. – Если уж совсем по чести, я убивал лишь тех, кто пытался убить меня.
– В том числе и помощников шерифа, что везли тебя в суд?
На губах Кида мелькнула сконфуженная улыбка.
– Ладно, почти все убитые мною пытались убить меня.
– Скажи-ка вот что: за каким дьяволом ты вообще сюда приехал? – спросил Холидей. – Как я понял, ты из Нью-Йорка. Далековато же ты забрался от дома.
– Про дом я ни черта не помню, – ответил Кид. – Когда мне было три или четыре года, мы перебрались в Канзас. Потом отец преставился, и мамаша вышла замуж второй раз. Отчим перевез нас в Нью-Мексико.
– Для твоей же пользы, наверное, – заметил Холидей. – Попробовал бы ты убить столько народу в Нью-Йорке. Кто б тебе позволил…
– Мне и не позволяют, – огрызнулся Кид. – Я просто беру и убиваю. Хотя… нет, не так, – хмуро покачал он головой. – Я ведь не убийца и не безумец. Черт, я до пятнадцати лет никого не убивал, а половина из тех, кого все же застрелил, участвовали в войне за округ Линкольн.
– Слышал о такой, – сказал Холидей. – Говорят, она жестокой выдалась. А еще говорят, ты сражался совершенно бесстрашно и здорово стрелял.
– Не так здорово, как должен был… или скорее, не в тех, в кого должен был, – заметил Кид. – Я грохнул шерифа и его помощника. Сами виноваты, – пожал он плечами, – что ввязались в ту войну.
– Не скромничай, – ободрил его Холидей. – Почти все знаменитые стрелки не столько метки, сколько везучи. Если кто и правда мог попасть в намеченную цель, так это Дикий Билл Хиккок, Джон Уэсли Хардин и Джонни Ринго. Из них двое погибли молодыми, третий сейчас в кутузке.
– Хочешь сказать, по-настоящему меткие стрелки – те трое да мы с тобой, – поправил его Кид.
– Вчера вечером мы стреляли друг в друга практически в упор, – напомнил Холидей. – Ты разве мертв? Ранен? На тебе хоть царапина осталась?
– Нас обоих защищают шаманы, – сказал Кид. – Сам знаешь. Ну, или, – помолчав, добавил он, – сейчас точно узнал. Я вот давно догадался.
– Вчера еще ты не догадывался, – возразил Холидей. – Когда в меня целился.
– Но подозревал. Не забывай: ты выстрелил первым – и мне ничего не сделалось.
– Кто же твой опекун, если можно так выразиться? – спросил Холидей. – Римский Нос, я полагаю?
Кид покачал головой.
– Один дедок по имени Вокини.
– Так он и есть Римский Нос, – сообщил Холидей. – Шаман из племени южных шайенов. Говорят, они с Джеронимо – шаманом апачей – два самых могущественных колдуна. Я видел, на что они способны.
– Джеронимо? – переспросил Кид. – Я думал, он военный вождь апачей.
– Полководец он, конечно, знатный, однако главная его работа – быть шаманом. Лучший вождь апачей – Витторио, хотя если бы Джеронимо перешел в вожди на полную ставку, то, думаю, уделал бы его.
– Век живи, век учись, – признал малыш Билли. – Итак, чего от тебя хочет Джеронимо? Не может не хотеть, иначе бы не сделал так, что пули от тебя отскакивают.
– Они и не отскакивают. Просто исчезают. Взгляни на свою одежду – дырок нет.
Кид пожал плечами.
– Да пусть и так.
– Джеронимо просит об ответной услуге.
– Уж точно о том, чего сам сделать не может.
– Да, – кивнул Холидей.
