Я отдал ей бумажник и повернулся. Сделав несколько шагов, я услышал крик радости, что вырвался у обоих; оглянувшись, я заметил, что брат и сестра обняли друг друга.
Когда я вернулся, ко мне подошел адвокат. Состроив чрезвычайно мрачную мину, он спросил меня таким тоном, словно начальствовал надо мной:
— Я видел вас с миссис Вернер. Куда вы ее увели?
— А почему вы спрашиваете?
— Потому что леди находится под моей охраной, и мне не может быть безразлично, с кем она там лазит по горам.
— А с Олд Шеттерхэндом это делать ей запрещено?
Он не ответил.
— Смотрите у меня, только попробуйте ей это запретить — мигом перелетите через плато и окажетесь в каньоне! Миссис Вернер хорошо узнает, какой прок от вашей защиты. Вы и себя-то защитить не способны. Мне хочется воспользоваться случаем, который, пожалуй, вряд ли повторится, и задать вам один вопрос. Скажите: оставил ли старый мистер Хантер также и недвижимость?
— Что вы понимаете под недвижимостью? — спросил он презрительным тоном.
— Земли, дома, строительные участки, ипотеки, права получения дохода с имущества, реальные права пользования, государственные ренты и так далее.
— Этого я вам сказать не могу.
— Тогда я вам напомню, что мы находимся на Диком Западе, где имеются различные, очень надежные средства добиться ответов даже в случае отказа. Я вам сейчас покажу один из них.
Я снял с пояса свое лассо и дал понять, что намереваюсь обвить им плечи Мерфи. Он стал отбиваться.
— Стойте, иначе я вас уложу одним ударом! Мы здесь не в Новом Орлеане, где передо мной и Виннету вы могли бы разыгрывать из себя великого законоведа. Здесь есть другие законы, которым я вас научу!
Я поднял его, потряс в воздухе и так приложил к земле, что он громко вскрикнул и принялся жадно ловить воздух. Одним концом лассо я обвязал его прижатые к туловищу руки, а другой конец приторочил к седлу стоявшего рядом коня и вскочил на него. Сперва я ехал шагом и тянул его за собой; ему удавалось поспевать; когда же я перешел на рысь, он свалился наземь, и я поволок его. Он прохрипел:
— Стойте, стойте! Я все скажу!
Я остановился, подтянул его с помощью лассо и сказал:
— Хорошо! Но при следующем отказе я помчусь галопом. Заметьте себе это! Если у вас потом внутри кости перемешаются, пеняйте на самого себя, когда будете их разыскивать.
— Я отвечу, — произнес он с бешенством. — Но, если вы когда-нибудь попадете в Новый Орлеан, я вас призову к ответу.
— Прекрасно, мистер Мерфи! Я дам вам повод как можно быстрее сделать это, ведь я намерен доставить туда Мелтонов, и поскольку мне также нужно кое-что из вас выбить, то вы можете подать вашу жалобу. Но мне думается, что тамошним судьям наплевать на то, что случилось здесь, в Нью-Мексико или Аризоне; у них, в их прекрасной Луизиане, дел и без того более чем достаточно. Итак, ответ немедленно! Мистер Хантер оставил также недвижимость?
— Да.
— Есть, конечно, перечень ее?
Он молчал. Тотчас я снова пришпорил лошадь.
— Стойте, стойте! Есть списки! — крикнул он. — В завещании и в наследственных актах.
— Так постарайтесь же, чтобы списки не потерялись. Лассо на вас можно накинуть и в Луизиане, только не на туловище, а на шею. Джонатан Мелтон, конечно, заложил недвижимость?
— Да.
— Поскольку сделать это надо было как можно быстрее, недвижимость спущена за бесценок. Кто купил ее?
Он опять не хотел отвечать, но, когда я вновь схватился за поводья, прокричал:
— Я и другие.
— Ах так! У других вы, наверное, были посредником?
— Да.
— Прекрасные дела, сэр! Вас можно брать за горло. Вот почему вам тогда было до того боязно, что за настоящим наследником вы отправились во Фриско. Теперь для меня вполне понятно это путешествие. Буду рассматривать вас также в некоторой степени как пленника. Впрочем, я и так уже должен вас спросить: кто продавал?
— Мелтон.
— Он был законным наследником?
— Нет!
— Итак, эти торговые сделки считаются действительными?
— Нет.
— Отлично! Как хорошо и быстро вы умеете отвечать, когда подвешены к лошади! Предметы торговой сделки должны быть возвращены, и притом в таком состоянии, в каком они находились в момент продажи.
— Но кто должен нести убытки, сэр?
— Конечно, покупатели. Они позволили аферисту обмануть себя.
— Я разорюсь!
— Это вам не повредит! С помощью подобных делишек вы очень скоро снова станете богатым. И должны же вы понести хоть какое-то наказание за свои махинации. Закончим на сегодня. Позднее я приду за другими справками, ибо я с радостью наблюдаю то воодушевление, с каким вы делитесь подобными сведениями.
Я спустился с коня и развязал Мерфи. Он убежал так далеко от меня, как только сумел. Я подошел к Джонатану Мелтону, который связанным лежал на земле. Его лицо распухло после кулачного поединка с адвокатом. Когда он увидел меня, то повернулся набок.
— Военный поход окончен, мистер Мелтон, — сказал я. — Ваши добрые друзья далеко; вас они бросили в беде. Вы все еще думаете, что вам удастся сбежать от меня?
Тут он снова перевернулся и прокричал:
— Я не только убегу, но еще и снова заполучу денежки.
— Заранее поздравляю вас с этим! Впрочем, у меня есть сюрприз для вас.
Я неслышно для него распорядился доставить из-за скалистой гряды его отца. Когда того привезли, вместе с ним прибыли Франц Фогель и Марта. Старика подвели к юноше. Когда отец взглянул на сына, он, казалось, поначалу онемел от ужаса, но потом воскликнул со злорадством:
— Стало быть, все же тебя схватили, тоже схватили! Кому же ты этим обязан?
— Вон тому! — ответил Джонатан, кивнув в сторону, где стоял я.
— Немецкой собаке, у которой все мы в долгу! Где твои деньги?
— Нет их, у немца они.
— Уже у него. Сейчас они у этого музыканта, которого мы слушали в Альбукерке.
— Ты ошибаешься!
— Нет. Я видел у него бумажник. Его принесла ему певица; потом она пересчитала деньги.
— Да, это так, мистер Мелтон, — сказал я Джонатану. — Леди и молодой мастер, как вы уже знаете, — законные наследники мистера Хантера. Потому я вручил им бумажник.
— Как вам угодно! — Он издевательски осклабился. — Недолго они там пробудут!
— А потом снова попадут к вам в руки, вы надеетесь? Посмотрим.
Во время этой короткой сценки я заметил, что Юдит обменялась с Джонатаном многозначительным взглядом. Они, казалось, помирились. В последние часы сам я не мог наблюдать за ними, и мне надо было узнать, чего я могу от них ожидать; потому немного позже я сказал ей так, чтобы никто не мог услышать:
