Он сказал это с таким презрением и с такой категоричностью в голосе, точно это и впрямь не требовало доказательств.
— Умею ли я стрелять? — отозвался я с усмешкой. — Дайте мне хорошее ружье и получите ответ.
Услышав это, он отбросил ружейный ствол, в котором нарезал канал, подбежал ко мне и удивленно воскликнул:
— Ружье? Вам, сэр? И не ждите от меня этого! Мои ружья попадают в руки только тем, кому я вместе с ними могу доверить свою честь.
— У меня именно такие руки.
Мистер Генри искоса взглянул на меня, сел и опять принялся колдовать над стволом, ворча себе под нос:
— Что за нахал этот гринхорн!
Я уже знал его, поэтому ничуть не обиделся, достал сигару и закурил. Мистер Генри помолчал минут пятнадцать, но больше не выдержал. Он зажмурил один глаз, посмотрел через ствол на свет и заметил:
— Стрелять — это совсем не то, что пялиться на звезды или читать про старинные таблицы Навуходоносора. Понятно? Вы когда-нибудь держали в руках оружие?
— Держал.
— Когда?
— Довольно давно.
— И вам доводилось из него стрелять?
— Бывало.
— И вы попадали?
— Разумеется.
Быстро опустив ствол, он глянул на меня:
— Ну да, ну да, попадали, разумеется, попадали, но во что?
— Как во что? В цель, естественно.
— Вот уж не поверю!
— А это ваше дело, я же говорю правду.
— Дьявол вас побери, сэр! Я совершенно уверен, что вы не попадете даже в стену высотой в двадцать локтей и шириной в пятьдесят, а вы с такой наглостью утверждаете обратное, что можно лопнуть от злости! Я, понимаете ли, не мальчишка, которому вы даете уроки! Эдакий гринхорн и книжный червь смеет утверждать, что он умеет стрелять! Рылся-рылся в арабских и еще невесть каких дурацких рукописях и при этом находил время для стрельбы. Так я и поверил! Ну-ка снимите с гвоздя вон тот старый флинт[1] и покажите, на что вы способны. Если идешь на медведя, лучше оружия не найти.
Я повиновался.
— Эй! — вдруг закричал он, срываясь с места. — Вы обращаетесь с ним, словно с легкой палочкой, а ведь это тяжелый карабин. Вы и впрямь так сильны?
Вместо ответа я ухватил его правой рукой за ремень и легко поднял вверх.
— Разрази меня гром! — закричал он. — Пустите! Оказывается, вы намного сильней моего Билла.
— Вашего Билла?
— Это мой сын, который… впрочем, оставим это. Его уже нет на свете, как и остальных. Он рос смелым парнем, но его убили вместе с другими, когда меня не было дома. Вы похожи на него фигурой, и глаза такие же, и рот… впрочем, вас это не касается!
Черты мистера Генри исказились от глубокой печали. Словно пытаясь стереть ее, он провел рукой по лицу и вновь заговорил:
— Очень жаль, что, имея такие мощные мускулы, вы зарылись с головой в книжки. Нужно было как можно больше упражняться.
— Я так и делаю!
— А боксом занимаетесь?
— У нас это не принято. Но я занимаюсь гимнастикой и борьбой.
— А верхом ездите?
— Да.
— А как с фехтованием?
— Я даже давал уроки.
— Небось привираете?
— Может, попробуем?
— Нет уж, благодарю покорно, силу вашу испытал. И вообще, я должен работать.
Он вернулся к верстаку, я последовал за ним. Разговор не клеился. Генри, видимо, был занят своими мыслями и работой. Вдруг, взглянув на меня, он спросил:
— А как у вас с математикой?
— Это один из любимейших моих предметов.
— Арифметика и геометрия?
— Конечно.
— Может, и геодезия вам знакома?
— Я занимался ею с большой охотой и очень любил бродить по полям с теодолитом.
— И вы действительно сумеете сделать съемку местности?
— Я не считаю себя профессиональным геодезистом, но мне приходилось делать и вертикальный и горизонтальный планы местности.
— Хорошо, очень даже хорошо!
— Но почему вы об этом спрашиваете, мистер Генри?
— Значит, есть на то причина. А вот какая — об этом узнаете в свое время. Пока же я должен убедиться, гм… да, должен убедиться — умеете ли вы стрелять.
— Устройте мне экзамен!
— Я так и сделаю, будьте уверены, так и сделаю. Во сколько у вас завтра первый урок?
— В восемь утра.
— Зайдите ко мне часов в шесть. Пойдем на стрельбище, где я испытываю свое оружие.
— Но к чему такая спешка?
— А зачем ждать? Мне не терпится доказать вам, что вы гринхорн — и не более. Все, на сегодня хватит, у меня есть дела поважнее.
Он, видимо, уже покончил со стволом и, достав из шкафа многогранный брусок металла, принялся обтачивать его. На торцевых гранях я заметил многочисленные отверстия.
Мистер Генри так сосредоточенно трудился, что, кажется, совершенно забыл о моем присутствии. Его глаза блестели, а когда он время от времени любовался на свою работу, в них светилось, я бы сказал, благоговение. Этот кусок металла, безусловно, представлял для него особую ценность. Я спросил:
— Это будет какая-то часть ружья?
— Да, — ответил он, как будто с трудом припоминая, что я еще у него в доме.
— Мне неизвестна система оружия с такой составной частью.
— Охотно верю. Такая система рождается у вас на глазах, это будет оружие системы Генри.
— Ага, понятно, новое изобретение.
— Вот именно.
— В таком случае простите меня за глупый вопрос. Конечно же, это пока тайна?
Он еще долго крутил брусок в разных направлениях, заглядывая во все отверстия и поминутно примеряя его к каналу ствола, наконец отозвался:
— Да, пока тайна, но я знаю, держать язык за зубами вы умеете, и потому скажу: перед вами многозарядный штуцер на двадцать пять выстрелов.
— Но это невозможно!
— Что вы понимаете! Я не так глуп, чтобы тратить время на невозможное.
— В таком случае у вас должен быть магазин на двадцать пять патронов!
— Он у меня и есть!
— Значит, получится громоздкая, неудобная и жутко тяжелая штука.
— В том-то и дело, что у меня будет только один барабан, причем очень удобный. Этот стальной брусок — не что иное, как будущий барабан для патронов.
— Может, я чего-то не понимаю в вашем ремесле, но позвольте высказать опасение: а не будет ли перегреваться ствол?
— С чего бы? Сплав и способ изготовления ствола — это и есть моя тайна. А потом, кому понадобится палить все двадцать пять патронов подряд?
— Да, пожалуй, подряд не понадобится.
— Вот видите! Из этого куска металла получится барабан на двадцать пять патронов. При каждом выстреле, вращаясь, барабан будет досылать в ствол следующий патрон. Долгие годы я вынашивал эту идею, но мне никак не удавалось воплотить ее в жизнь. И вот теперь появилась надежда. Кажется, дело идет на лад. Уже сегодня как оружейник я заработал доброе имя, ну а вскоре я стану знаменитым, очень знаменитым, и заработаю много денег.
