Шарль с артелью сошли на берег. Вместо них на шхуну и неф погрузились две сотни переселенцев и их детвора. По пути в Португалию нас покачало немного, но до серьезного шторма дело не дошло. Ветер дул попутный и довольно свежий. Если бы не тихоходный неф, добрались бы за пару дней, а так ковырялись три с половиной. На пристани у замка выгрузились, и венецианский купец вместе с его нефом были отпущены на все четыре стороны.
Неделю я занимался распределением переселенцев и доставкой их к месту нового жительства. Мне одному столько не надо, поэтому примерно треть арендаторов отдал Нудду, Рису и Ллейшону. Братья теперь были при женах, которые вместо них решали хозяйственные вопросы, в частности, кому из арендаторов и какой участок выделить.
– Пойдем штурмовать Лиссабон? – спрашивал каждый из братьев.
Осада Лиссабона все еще продолжалась.
– Нет, – отвечал я, – там и без вас справятся. Охрана моих замков и городов важнее.
Но лучников валлийских взял с собой на осаду Лиссабона всех, в том числе и тех, кто теперь стал кавалейру. Они не возражали. Урожай собран, а с мелкими работами и без них справятся. На службе заработают немного. Глядишь, трофеи перепадут.
В двадцать первом веке Лиссабон станет крупным портом. Он будет тянуться вдоль берега бухты Мар-да-Палья от устья реки Тежу и почти до океана. Название бухты переводится, как «Соломенное море». В нем, действительно, постоянно плавает много соломы и прочей растительности. Такое впечатление, что река Тежу протекает через оставленные без присмотра сеновалы и выносит сложенное в них в океан. При определенном сочетании ветра и течения в заливе образуются высокие и короткие волны, которые называют «балеринами». Почему именно волны, а не тех, кто на них пляшет, – не знаю. Местами берега залива болотистые. Там обитает много птиц. Они настолько привыкнут к проходящим мимо судам, что перестанут обращать на них внимание. Через пролив будут переброшены два моста: Васко да Гамы и Двадцать пятого апреля. Лоцман убеждал меня, что первый – самый длинный в Европе. При этом надо учитывать, что для португальца Европа – это всё, что не Бразилия. Проезд по обоим мостам платный, но только в сторону Лиссабона. Мол, валите отсюда на халяву! В центре города – современные высотки, а на окраинах – рыбацкие поселки. На горе стоит замок Сан-Жорже, но он лишь отдаленно напоминает тот, который был здесь в двенадцатом веке. Землетрясение, случившееся в восемнадцатом веке, почти полностью разрушит старый город. Наверное, тогда его и перестроят. А может, и раньше.
В двенадцатом веке Лиссабон намного меньше, тысяч на пять-семь жителей. Он расположен на склонах горы и обнесен высокими, метров двенадцать, каменными стенами с прямоугольными башнями, сложенными из светло-коричневого песчаника. На вершине горы находится цитадель – будущий замок Сан-Жорже – довольно массивная. Наверное, еще римляне построили, а последующие поколения немного модернизировали. От цитадели вниз спускались узкие улицы, по обе стороны которых располагались дома. Эти дома с плоскими крышами издали напоминали ступеньки гигантской лестницы. Внизу дома были многоэтажные, некоторые в пять этажей. Узкие окна были закрыты деревянными решетками. Чем выше, тем чаще попадались двухэтажные дома, дворы с садами при которых становились все больше. Лиссабон напомнил мне Пантикапей. Только имел интересную особенность – пригородные слободы, которые спускаются от стен к подножию горы и идут дальше, образуя плотно застроенные, кривые, узкие улочки. По таким не подберешься незаметно к крепостным стенам. В нескольких местах дома по обе стороны улочек были разрушены до основания. На одной такой улочке стояла почти у стены обгоревшая почти до основания, осадная башня.
Лагерь крестоносцев я сперва унюхал, а потом увидел. Он был загажен настолько, что пройти десять метров и ни разу не вляпаться было проблемой. Имелись и выгребные ямы, специально для этого вырытые, но то ли из-за лени, то ли по другим каким причинам, типа высокой культуры рыцарей, пользовались ими редко. Осаждающие окружили город валом с редким частоколом поверху. На некоторые острия бревен были насажены отрубленные головы, изрядно обклеванные птицами. Как мне рассказали, это головы сарацинов, пытавшиеся вырваться из города. За их трупы предлагали выкуп, но крестоносцы отказались. Все равно все деньги достанутся им, когда захватят город. Правда, уверенности в том, что это случится скоро, я не заметил.
Осада уже надоела крестоносцам, особенно рыцарям, которых было тысячи три-четыре, включая тамплиеров. Они сидели или стояли возле обтрепанных, пропыленных шатров, шалашей или навесов и с ленивым любопытством смотрели на мой отряд. День был не жаркий, где-то чуть ниже двадцати градусов, и сухой. С океана дул освежающий ветер, который закручивал в воронки пыль на истоптанной, без единой травинки земле в лагере. Внимание рыцарей привлекли арабские скакуны и теперь уже английские тяжеловозы. Мне показалось, что внимание это было скорее гастрономическое. Пехотинцы занимались постройкой осадных башен, таранов, щитов и лестниц. Три в серебристо-красную полоску высоких шатра короля Афонсу располагался неподалеку от берега бухты, в которой напротив города стояли на якоре около двух сотен кораблей крестоносцев. В большинстве своем это были длинные и узкие галеры с одной или двумя мачтами с прямыми парусами, но попадались и нефы. На судах никого не было видно. Скорее всего, экипажи отсыпались после ночного бдения. Осада продолжается давно. Цены на продукты в городе должны взлететь до неба, поэтому в расположенном на противоположном берегу залива городке Алмада обязаны появиться желающие неплохо подзаработать, рискнув жизнью. Вот матросы и отлавливают таких по ночам. И помогают осаждать город, и добычу берут, и, как мне говорили, ловят рыбу и приторговывают ею, причем продают и осажденным горожанам, а также перевозят за хорошую плату из осажденного города на другой берег. Говорят, что перевозки продолжалась недолго. Не потому, что не было желающих оказаться подальше от осады и ее тягот, а потому, что до противоположного берега никто не добрался, о чем сообщили лиссабонцам всплывшие трупы.
Королевский шатер был обставлен бедненько. Три деревянных топчана с соломенными тюфяками, без подушек, но с толстыми шерстяными одеялами в серо-черную полоску. Три креста, врытых в землю, которые служили вешалками для доспехов. Пара больших сундуков. Узкий стол на козлах, столешница которого была из плохо оструганных досок. Только король сидел на трехногом табурете, а остальные располагались по обе стороны стола на широких скамьях, которые, скорее всего, на ночь превращались в кровати для оруженосцев или слуг. Компанию королю составляли архиепископ Паю Мендиш, сенешаль Родригу де Коста, мажордом Эгеш Мониш, коммодор португальских тамплиеров Жан де Вимьер и полдюжины португальских графов, имена которых сразу вылетели у меня из головы. Перед каждым стоял бронзовый кубок с широкой подставкой, а между ними – четыре бронзовые вазы с фруктами.
