– Уходим, – решил я. – Позовите наших с той стороны дома.
Умфра догнал меня и доложил:
– Он пытался вылезти через крышу. Мы его убили.
– Один? – спросил я.
– Да, – ответил Умфра.
Уверен, что Медар был в доме не один. Почему остальные не захотели выходить? Задохнулись раньше? Что ж, они сами выбрали свою смерть.
Я подъехал к ближнему дому его деревни. Крестьяне сбежали в лес и наверняка попрятали все ценное. В доме был седой старик с трясущейся головой.
– Ваш хозяин украл у меня тридцать овец. Возвращать краденное не захотел, предпочел умереть, – сказал я. – Сегодня до вечера вы пригоните в Баултхем столько же овец. Если нет, завтра я приеду сюда и сожгу всю деревню. Ты меня понял?
– Понял, сеньор, – тряся головой, подтвердил старик.
Вечером овцы были возвращены хозяевам. Мы переночевали в деревне, а утром я со своими рыцарями и оруженосцами поехал в Линкольн. Надо было обсудить происшествие с Вильгельмом де Румаром, графом Линкольнским. Его братец все-таки числится шерифом здесь. Пока что числится. Я не собирался убивать молодого засранца, поэтому не поинтересовался, как к этому отнесутся власти.
На обочине дороги метрах в ста от городских ворот стояли пять виселиц. Три были заняты. У одного на плече сидела черная ворона и обклевывала мясо с лица. От трупов с обклеванными до кости головами сильно воняло. Обычно висельников-воров снимают на третий день. Эти, видимо, были «политическими» – требовали урезонить графов.
Когда мы въехали во двор замка, со всех сторон собрались рыцари, оруженосцы, слуги, чтобы полюбоваться моим жеребцом. Здесь арабские скакуны – большая редкость. Я перевел жеребца на пассаж – тихую рысь, при которой передние ноги медленно и красиво поднимаются вверх, а задние сильно подведены под корпус, погарцевал перед донжоном. Я не знал, что он умеет такое, пока конь однажды сам не показал. Наверное, он еще много чего умеет, но мне все это не надо было. Попонтовался в порядке исключения.
В окне третьего этажа донжона появился граф Вильгельм. Он поздоровался со мной, а потом спросил с наигранным удивлением:
– Где ты достаешь таких красавцев?!
– Отбил по случаю, – признался я.
– Я хочу проехаться на нем! – заявил граф.
– Не возражаю, – сказал я, слезая с коня.
Вильгельм де Румар вышел из донжона вместе со своим зятем Гилбертом де Гандом. Походка у графа стала еще тяжелее, а его зять смотрел все также спесиво. А может, только мне демонстрировал. Все-таки не много на земле людей, от которых он получал булавой по голове, пусть и защищенной шлемом. Нет бы поблагодарить меня за красавицу-жену! Она, кстати, выглядывала из того же окна, в которое раньше смотрел ее отец. Беременность немного сгладила ее мужские черты.
Граф заставил коня сделать пиаффе – пассаж на одном месте, затем прогнал иноходью по двору. Этого ему показалось мало, поэтому выехал из замка на городскую улицу, чуть не сбив какого-то раззяву, полетел по ней к воротам. Я остался ждать его у входа в донжон вместе с Гилбертом де Гандом, который всем своим видом показывал, что в упор не видит меня. Мне стало скучно, поэтому решил подразнить своего бывшего пленника.
– Как самочувствие короля? – спросил его.
Графскому зятьку не хотелось со мной разговаривать, но не ответить на вопрос о здоровье короля ему не позволяло монархическое воспитание.
– Уже лучше. К лету должен поправиться, – ответил он и не удержался от шпильки: – И наказать всех преступников…
– Здоровья ему и долгих лет жизни! – пожелал я.
Гилберт де Ганд посмотрел на меня подозрительно, пытаясь понять, подшучиваю я или собираюсь переметнуться?
– Чем дольше он проживет, тем дольше будет продолжаться война, тем нужнее обеим сторонам будут рыцари, тем лучше нас будут одаривать, – объяснил я.
– Насколько я знаю, ты неплохо уже нажился на этой войне, – высокомерно заявил он.
– Воюю хорошо, – сказал я, усмехнувшись.
У зятька порозовели щеки, хотя я не назвал прямо его плохим воином. Он скосил глаза, проверяя, не слышал ли наш разговор кто-нибудь из рыцарей? Они смотрели в конец городской улице, где появился граф на коне. Значит, мои слова можно оставить без внимания. А если бы и слышали, ничего бы не изменилось. Вызвать меня на поединок не осмелится, потому что знает, что не ему со мной тягаться.
Граф вернулся счастливый, как ребенок, которому подарили новую игрушку. Редко встретишь человека, который бы так умел радоваться жизни. Спрыгнув с арабского жеребца, он заявил:
– Не конь, а мечта! Летит, как птица! – и спросил: – Продаешь?
– Пока нет, но возможны варианты, – ответил я.
– Какие? – поинтересовался граф Линкольнский.
– Да тут вассал твоего зятя Медар напал на мой лен. Я в ответ осадил его. Сдаваться он не пожелал, сгорел в доме, – рассказал я.
– Ты правильно сделал, – сразу согласился Вильгельм де Румар. – На меня нападать безнаказанно никому не позволено!
Я и забыл, что являюсь собственностью графа Линкольнского!
– Надо было подать иск в суд! – возразил Гилберт де Ганд. – Никому не позволено убивать моих вассалов!
Если рыцарь в такой ситуации обращается в суд, то объявляет себя трусом.
– Вот и подай на него в суд, Гилберт, – подзадорил, ухмыляясь, граф Линкольнский.
Зять побагровел. Наверное, потому, что за какие-то четверть часа его уже дважды, пусть и косвенно, обвинили в трусости, или потому, что в суде графа Честерского ему ничего не светило. Граф Линкольнский, видимо, понял, что перегнул палку, дружески обнял зятя за плечи:
– Чего ты переживаешь из-за какого-то рыцаря?! Хочешь, я заберу этот манор, а тебе взамен дам свой?
– Какой именно? – сразу заинтересовался зять.
– Тот, который ты хотел, – как он там называется?! – никак не мог вспомнить граф Вильнельм.
– Не возражаю, – сразу согласился Гилберт де Ганд.
– Сильно сгорел двор? – спросил меня Вильгельм де Румар.
– День был сухой, – ответил я.
– Вот и будешь сам его отстраивать, – решил граф Линкольнский. – Меняю его на этого коня.
– Не возражаю, – повторил я мудрые слова его зятя.
Все трое остались довольны нашей встречей. Гилберт де Ганд даже соизволил посмотреть на меня не очень спесиво.
Четвертым довольным стал рыцарь Гилберт, когда я сказал:
– Мне надо, чтобы кто-то присматривал за моими владениями здесь. Согласишься, если поучишь этот манор?
– Да, – не думая, ответил рыцарь Гилберт и покраснел, как и его тезка недавно, но только от счастья.
Наверное, представил, как приедет к своим старшим братьям и сообщит, что стал землевладельцем. Процедура оммажа заняла несколько минут. Было оговорено, что рыцарь Гилберт обязуется охранять мои четыре манора, расположенные рядом с его, кроме того времени, когда будет находится на службе. Я отдал ему трофейную кобылу, но кур мы к тому времени уже всех съели. Рыцарь Гилберт великодушно простил нас. Он сразу поскакал в мой замок, чтобы забрать свою семью и пожитки, и перебраться на новое место жительства, которое еще надо успеть восстановить до холодов. Самое главное – каменные стены сохранились, а сгоревшие деревянные элементы легко заменить. Леса здесь много, и деньги у рыцаря есть. На службе у меня он накопил немного.
