— Вы, салажня, слушайте, что старые моряки говорят. Вы только стали на этот путь разочарований и потерь, а я на нём — уже тридцать три года. С первого рейса, думал, вернусь — корову куплю. Больше, чем полжизни уже верёвки да железяки по траловой палубе тягаю, а коровы всё нет. Не прогорали вы в рейсах никогда, что ли? Ну не пошла рыбалка. Бывает же такое. Проезжих купцов из-за этого грабить?
Не знаю, может кого и не образумили. Но нас с Витьком — точно.
И всё ж — одинокое это дело, капитанское. Нашему вон последним официальным представителем Советской власти на планете быть пришлось. Даже в высшем мореходном училище такому не учат. И ни одного циркуляра за семьдесят три года для таких случаев не состряпали, и вниз не спустили.
Такие дела.
Самое главное в подобной ситуации — правильно разделиться на ныряльщиков, браконьеров, обходчиков, ремонтников и огородников.
До того, что деликатесы у нас под ногами просто, то-есть, я говорю, — под причалом, на сваях произрастают, мы с самого начала додумались. Дело-то для крымчан знакомое. В детстве надерёшь, бывало, мидий и прямо на пляже, на железном листе, жаришь их. Раскрылась, деликатная, — можно приступать. Ни соли, ни специй не требуется.
Так что поначалу ныряли все. Это просто комедия была, когда Тамбурин наш за борт плюхался: цунами на акватории порта подымалось. Надерём деликатесов на завтрак-обед-ужин, глядишь, веселей спится, чем натощак.
Потом додумались краболовки смастерить. Не камчатский конечно, три метра в клешнях, но появился и краб ко столу.
Обходчики — это понятно. Только советское, то-есть, я говорю, — хоть панамец, хоть мальтиец, с русским-ли, с эстонским экипажем — какая разница? — судно в порт заходит, пора обходчиков в бой вводить. Они у нас уже лучше капитана порта, наверное, знали, что за судно, и на каком причале. Конечно, молчуна-Гоголя на такое дело посылать не годится. А вот рефика с боцманюрой — в самый раз. На моряков посмотришь — вроде и не делились там на суверенитеты.
— Да, влипли Вы, парни. Ладно, чем богаты…
— Да нам хоть воды забортной ведро — и то хлеб.
Смотрел-смотрел второй механик на их обходы ежедневные, притащил со свалки два велосипеда, приложил к ним техническую грамотность — стали наши обходчики самокатчиками.
Рефик идею задвинул: порт огромный, пока до ближайшего бара с дальнего причала дотопаешь… Стали мы велики в аренду сдавать полякам да китайцам всяким. Пошло дело, двух велосипедов недостаточно явно. По всему городу народ наш бесхозных железных коней искать стал. Рефик, как босс, уже на мотороллере японском рассекает.
Тут и следующая мысль созрела: а не поставить ли на поток это дело? На свалке, вон, всяких железяк полно. Что я за электромеханик, если сгоревший движок стиралки перемотать не смогу? Времени-то — немеряно.
Гоголь — по своей части. Приёмники паяет, эхолоты рыбачкам местным настраивает.
Тралмастер с боцманом — мочалки из пропилена плетут.
— Ну что, дракона мать? За сколько сейчас бухту "ненужную" продал бы?
Приходит как-то агент один:
— Лебёдчики есть у Вас?
— Обижаешь, дорогой!
Никитич засомневался, может он штрейхбрехеров из наших рядов нанять хочет? Нет, оказывается. Какие тут профсоюзы? По четырнадцать часов на босса докеры местные горбатят, на ходу засыпают. И в основном в щель какую-то на пароходе забиться норовят, чтоб хозяин не видел и посачковать: ни перекуров, ни кофи-таймов босс не признаёт.
За проходной, в городе, тоже иногда работёнка кой-какая перепадёт. Глядишь, и на пиво уже выгорает. Можно после тяжёлого трудового дня в кабачке посидеть, от коробки железной отойти немного. Нашли мы даже рыбный ресторан один, где со своей рыбой можно приходить, для рыбаков специально. Можно даже и готовить её самому, если хочешь. Вот тут Тамбурин наш со своими праздниками воспрял.
Даже в миссию христианскую перестали мы на богослужение ходить за похлёбку. Они там после проповедей кормили всегда желающих. Если и посещали ещё, то больше из-за культурной программы: к органу привыкли. Не всё ж на гитаре спьяну наяривать.
Так что приспособились, выжили и без Джона с Джончиком. И кто кого кормит, мужик генералов или наоборот, и дискутировать забыли. Одно неудобство, раньше кэп хоть раз в неделю с управой из офиса связывался, ценные указания очередные получить: правую или левую ногу вперёд с голодухи протягивать.
Можно было бы, конечно, из города с ними связываться, когда деньги на кассе есть. Но не всегда есть, во-первых. А во-вторых, мало что за дачи под красномедными крышами, ещё и за служебные минуты ихние платить из своего дырявого кармана? Вобщем, сообщил кэп, что радист циркуляры для судов в инпорту продолжает следить, как положено, и если деньги у управы на то, чтобы хоть самолётом, хоть как, вытащить нас отсюда найдутся, пусть уж найдут и на то, чтобы киевлянам за одну РДО заплатить. Конец связи. Амен.
Как, да что в управе деется мы и раньше-то — больше из других источников узнавали. Позвонишь жене Никитичевой, бывало: как там дела у Никитича? Вроде и не из Африки, просто по морде его хитрой соскучился.
— Да какие дела? Я вчера в управлении была, так эти негодяи говорят… — и на полчаса тексту. Но зато и информация — исчерпывающая, с полными характеристиками начальства, Никитича и ЮНЕСКО.
Возвращается как-то рефик с переговоров таких, а у нас уже заведено было: два человека в неделю домой звонить могут, дорого у них там это удовольствие, и заодно — жене Никитичевой, новости узнать, — возвращаются они с боцманюрой, ржут:
— Никитич, две новости у нас. Тебе хорошую или плохую сначала?
— Плохую? Борова нашего, начальника, то-ли на повышение, то-ли под следствие в Киев забирают. Вобщем, он задним числом "продал" нас фирмачу московскому. По остаточной стоимости. Закрыл тему. А мы, оказывается, как только контракты с ВЛКСМом подписали, автоматически из управы уволились. Не их это головная боль теперь, как нас отсюда вытащить.
— Говорил я тебе Никитич, что до новых веников это, — тралмастер вздыхает.
— Вобщем, ты как хочешь, а я завтра огород сажать начинаю. Я место на пустыре давно присмотрел. Земля не кубанская, конечно, но с поливом если… Эй, боцманюра! Картошку сажать берёшься? До трёх урожаев в год снимать можно.
— А хорошая ж какая? — вспомнил Никитич.
— Дочка твоя послезавтра замуж выходит.
Вот что значит — засиделись в гостях. Так и жёны скоро замуж повыходят, не то что дочки.
А тут ещё и Ленка опять явилась. С бланжом под глазом, к тому же.
— Да, понимаю теперь, — говорит, — почему Отелло именно мавром был.
