Явно там, за оградой, кто-то стоял: у подножия кактусов, с той стороны, я разглядел босые ноги, по цвету не отличавшиеся от песка, и белую полотняную штанину.
А когда перевел взгляд выше, сквозь густую ограду сверкнули черные глаза, пристально меня рассматривающие.
Сердце мое внезапно перестало бешено колотиться, успокаиваясь, потому что там, увидел я, стоял мальчик примерно моего возраста.
И теперь мною овладело любопытство. Странный мальчик вдруг припал к земле, ловко и неслышно пролез между корней и колючек. Я опять испугался. Нет! Нельзя бояться! — уговаривал я себя. Ты Иоханнес Верн и не имеешь права испытывать страх.
Мальчик и вблизи показался не старше и не крупнее меня: в случае чего, справлюсь с ним. Я внимательно наблюдал, как он медленно появляется из зарослей: песочно-коричневый от загара и сильный, он и рядом выглядел настоящим задирой. В душе шевельнулась неуверенность: смогу ли побороть его?..
В соломенной шляпе с загнутыми полями и вылинявшей синей рубахе, свисавшей поверх полотняных белых штанов, он был бос и смело шел ко мне.
— Хэлло! — сказал я.
— Buenos dias![1] — ответил мальчик.
Он шагнул еще ближе, и я не знал, что делать. Стараясь казаться невозмутимым, я нагнулся и, взяв в руки прут, нарисовал на песке сначала круглую голову с длинными ниспадающими волосами, потом надел на эту голову шляпу. Получилось забавно, но, ей-богу, я совсем не знал, как мне себя вести! Знакомый до того всего лишь с несколькими детьми моего возраста, я был растерян и не знал, что предпринять. Пририсовал еще глаза, брови и уши...
— Что ты делаешь? — мальчик говорил по-английски с сильным акцентом.
— Рисую.
Он нагнулся, внимательно рассматривая мои художества.
— Это я?
— Да.
— А рот? У этого нет рта, а у меня есть, — удивился мальчик.
Я протянул ему ветку.
— На, нарисуй сам.
Он взял ветку и пририсовал рот, похожий на месяц. Рот улыбался.
— Хорошо. Теперь готово! — сказал я, довольный.
Мы стояли рядом, с удовлетворением рассматривая наш рисунок.
— Ты живешь неподалеку? — спросил я.
— Я живу там, где нахожусь.
— У тебя есть дом?
— Наверное, — пожал он плечами, потом с гордостью произнес: — Я Франческо.
— А меня зовут Иоханнес, но все называют просто Ханни.
Он пожал плечами, очевидно не понимая.
Это был очень странный мальчик: я не знал, что думать, о чем говорить с ним, потом спросил:
— Ты куда идешь?
— Я никуда не иду. Стою здесь. — Мальчик помолчал. — А ты? Ты будешь жить здесь? — Он как-то особенно произнес это слово — «здесь».
— Еще не знаю. Мы ехали в Лос-Анджелес, но сейчас нам туда нельзя.
— Тогда оставайся здесь... если не боишься.
— Не боюсь. Я — Иоханнес... — повторил я и переспросил: — А чего надо бояться?
— Этого дома. В нем никто не останавливается. Это дом Тэквайза.
— Что? — изумился я и показал на горы. — Его же дом там!
Желая что-то еще услышать о доме, я тем не менее счел для себя более безопасным изменить тему разговора и спросил:
— А где твой дом? Здесь?
Франческо пожал плечами.
— Мой дом там, где я нахожусь, — повторил он. — Иногда в горах, чаще в пустыне.
— Ты не боишься индейцев?
Он уставился на меня, как на какую-нибудь диковинку.
— Я индеец, кахьюлла...
— Ты? Индеец? — удивлению моему не было границ.
— Я кахьюлла, — повторил он.
— Почему ты сказал, что это дом Тэквайза? — решил все же узнать я о месте, где мне с отцом предстояло провести неизвестно сколько дней.
— Много лет назад наш народ ушел с гор жить в пустыню. Раньше там шли дожди и было очень хорошо. Когда народ вернулся, здесь уже стоял этот дом и кто-то в нем жил. Но ни один индеец не видел того, кто жил в доме. Лишь... иногда по ночам замечали что-то... кого-то... Потом стали говорить, что в этот дом пришел Тэквайз, что он его и выстроил своими руками. Потом Тэквайз исчез и больше не появлялся.
— Это очень хороший дом, — сказал я суеверно, желая втайне задобрить злых духов.
— Что ты будешь делать, если он вернется?
— Он может вернуться, ты думаешь? — с опаской посмотрел я на него.
Франческо пожал плечами.
— Не знаю. Его давно здесь не было.
— На этом месте уже стоял когда-то дом, — проявил я свою осведомленность. — Но другой. Одна часть его более старая, чем другая, я сам рассмотрел это.
— Кто знает? Может, и стоял, — философски согласился он.
Франческо поднялся на ступеньку, ведущую в жилище, и мы уселись на ней рядом.
— У меня есть лошадь. — Гордость распирала все мое существо.
— Ну и что? У кого ее нет? — спокойно заметил Франческо.
— Давай как-нибудь покатаемся вместе?
Франческо ничего не ответил, взял ветку и начал рисовать на песке какие-то непонятные полосы, с опаской поглядывая на полуоткрытую дверь.
— Такие огромные горы, — нарушил я молчание. — Далеко ли до них?
— Далеко. Я был там с отцом два раза. Мы ходили за плодами чиа. Они растут повсюду, но больше всего их в долине, по ту сторону гор. Когда я попал туда первый раз, там началась перестрелка. Пришли еще какие-то люди, которые хотели забрать себе все плоды чиа, но нам все-таки удалось немного принести с собой.
— Это твоя земля?
Франческо снова пожал плечами.
— Это земля. Мы здесь живем, иногда подолгу не возвращаемся сюда. Когда начинается жара, мы идем в горы, где есть прохлада.
— Прошлой ночью у Родников Индейцев, когда уже совсем стемнело, я спустился вниз за водой. Там я видел старого индейца, но он ничего не сказал мне...
Франческо вдруг поднялся.
— Все. Я ухожу.
— Ты еще придешь?
— Приду, — пообещал он.
Мальчик пошел со двора, сначала медленно, затем все ускоряя и ускоряя шаг, не оглядываясь назад.
Когда я возвратился в дом, было совсем светло, и в столовой, став на колени, я стал разглядывать удивительный пол. Он поражал своей, казалось, примитивной красотой. Незаметные ночью, на нем теперь были видны загадочные рисунки по краям, а в середине — похожая на ворону черная птица с распростертыми крыльями.
Пересев на скамью, я рассматривал удивительную птицу. Поражали ее глаза из ярко-красного камня и необычное оперение.
— Это ты, Ханни? — спросил отец из другой комнаты. — Все в порядке?
— Разглядываю птицу, — объяснил я.
— Мне показалось, ты с кем-то разговаривал.
— Это приходил Франческо. Он индеец и... мой друг... Я думаю...
Отец вышел из спальни и прикрыл входную дверь. Будто не слыша сказанного мною, он недовольно произнес:
— После восхода солнца дверь лучше держать закрытой, тогда внутри будет прохладнее.
