охотно принимали в самом избранном обществе. В те времена «общество» Города Полумесяца не отличалось чрезмерной разборчивостью. Если костюм на госте сидел хорошо и на белье его не было ни пятнышка, хозяин дома никогда не интересовался тем, сколько задолжал этот гость портному или прачке.
Именно к такому типу людей принадлежал наш новый знакомый. Разумеется, это стало ясно мне только впоследствии. Но все же, не будучи хорошим физиономистом, я обратил внимание на его неприятный взгляд. Какой-то инстинкт говорил мне, что, несмотря на элегантный костюм и хорошие манеры, этот человек не вполне заслуживает название джентльмена.
Моему спутнику он понравился больше, чем мне. Правда, молодой ирландец выпил больше моего и, следовательно, был меньше склонен к наблюдениям. Когда я встал из-за стола, чтобы поговорить с одним из наших собутыльников, оба — ирландец и француз — стояли рядом, с бокалами шампанского в руках, и пили за здоровье друг друга.
Прошло десять минут. Вдруг до слуха моего донеслись слова, громко произнесенные моим приятелем:
— Да, сэр! Они исчезли. И клянусь Юпитером, это вы взяли их!
— Позвольте, сударь!
— Чего там позволять! Вы взяли мои часы!.. Вы украли их, сэр!
Француз разразился бешеной бранью, вслед за этим я услышал звук взводимого курка.
Мой приятель стоял у стойки, указывая пальцем на оборванную цепочку, болтавшуюся поверх его жилета. Как по жестам его, так и по только что произнесенным словам, я понял, что кто-то украл у него хронометр и что подозрения его падают на молодого щеголя.
Стоя между мною и ирландцем, француз смотрел прямо в лицо своему обвинителю. Я видел только его спину.
Сухое щелканье курка заставило меня подойти поближе.
Француз держал в правой руке пистолет, дуло которого было направлено прямо в голову моего спутника.
Совершенно растерявшийся молодой ирландец не делал ни малейшей попытки уклониться от выстрела.
Все это произошло в одно мгновение ока.
Побуждаемый инстинктом, я одним прыжком очутился подле француза и выхватил у него пистолет.
Не знаю, спас ли этим жизнь моего приятеля. Так или иначе, выстрела не последовало. Борьба, завязавшаяся между мною и новоорлеанцем, кончилась тем, что патрон выпал, а пистолет остался в моих руках.
Убедившись, что пистолет уже не может выстрелить, я вернул его владельцу. При этом я посоветовал ему быть впредь осторожнее и не хвататься так поспешно за оружие, в особенности в публичном месте.
— Проклятие! — воскликнул француз и затем добавил, обращаясь к моему спутнику: — Вы еще пожалеете о том, что осмелились нанести мне оскорбление!
— Ах, вы считаете, что я нанес вам оскорбление! — возмутился ирландец. (Так как ему было бы неприятно, если бы его настоящее имя стало известно, то я буду называть его Ке-зи.) — В таком случае я снова повторяю то, что сказал. У меня украли часы, их вытащили у меня из кармана. Вот, полюбуйтесь! — Ис этими словами Кези показал окружающим согнутое колечко от часов. — И это сделал он! Повторяю, вор не кто иной, как он!
Услышав снова это обвинение, француз буквально вышел из себя. Рука его снова потянулась было за пистолетом.
Но я внимательно следил за щеголем, намереваясь предупредить его: я видел, что Кези невменяем и нуждается в моей защите.
В то же время я решил попытаться выяснить все обстоятельства этого дела. Ко мне присоединилось еще несколько лиц, и мы все вместе стали изыскивать способ уладить инцидент мирным путем.
Глава III
ПОГОЛОВНЫЙ ОБЫСК
Сначала я думал, что Кези ошибается. В том, что у него украли часы, правда, не могло быть никакого сомнения. Но в этот момент около него стояло несколько человек, и у некоторых из этих лиц был гораздо более подозрительный вид, чем у того, на кого указывал Кези.
К тому же изящная внешность молодого человека, а также его горячий, возмущенный тон — все это говорило скорее в пользу его невинности.
Таким образом я решил, что Кези заблуждается, и стал уговаривать его взять свои слова обратно и признаться в своей ошибке.
Однако он, к моему удивлению, наотрез отказался это сделать. Несмотря на его полувменяемое состояние, в его голосе звучала такая уверенность, такая серьезность, что у меня вскоре зародилась мысль: уж не видел ли он что-нибудь? Вряд ли он действует на основании одних подозрений.
Впрочем, благодаря общей суматохе и шуму нельзя было расслышать никаких объяснений — ни обвинителя, ни обвиняемого.
Вдруг чей-то голос покрыл общий гам, требуя запереть двери. Вслед за этим было высказано предложение обыскать всех присутствующих.
— Обыскать! Обыскать! — послышалось несколько голосов.
Я узнал среди них один, кричащий особенно настойчиво: это был голос нашего штурмана, зашедшего сюда вместе с несколькими своими приятелями, такими же старыми морскими волками, как и он. Наше судно уже успели привести, и оно стояло у соседнего причала.
— Да, да! — ответило несколько голосов. — Мы требуем обыска! Надо найти вора!
Никто, конечно, не возражал, ведь все присутствовавшие были лично заинтересованы в результате обыска. А так как после этого предложения вряд ли кто-нибудь решился бы уйти, то было решено, что не стоит запирать двери. Для производства обыска были немедленно избраны два человека. Один был наш штурман, другой — хозяин трактира. Они тотчас же, не теряя времени, принялись за свое дело.
Странное это было зрелище! Обыскивающие переходили от одного к другому, останавливаясь перед каждым из присутствующих. Они гладили свою жертву по груди, по спине, затем медленно проводили рукой по бедрам, по ногам, по рукам, словно гипнотизеры, старавшиеся усыпить пасами всю собравшуюся компанию.
Это вызвало всеобщее веселье. То и дело стали раздаваться громкие взрывы хохота, когда молчание нарушалось шуткой какого-нибудь остряка. Однако, несмотря на это, замечалась некоторая торжественность — тяжелое предчувствие того, что один из присутствующих окажется вором.
