Когда мы подъехали довольно близко к Родникам, я привстал на стременах, всматриваясь вдаль.
— Вот он, — сказал я, вытянув руку. — Зовущий Камень.
— Почему он так называется? — спросил Мак-Калла.
— Говорят, если уезжаешь отсюда и оглянешься, чтобы взглянуть на него последний раз, значит, обязательно вернешься обратно. Некоторые называют его еще Камнем Симпатии.
— Первое название мне нравится больше. Красивая легенда. Ты тоже оглядывался назад?
— Да, я намеренно делал это, потому что хотел вернуться обратно.
Проехав еще немного, я обратил внимание Мак-Калла на Китайский каньон.
— Там есть пещера, а в ней небольшое озеро. Кахьюллы перед охотой обязательно заезжают напиться воды из него. Считается, вода эта придаёт большую выносливость.
Мак-Калла внимательно посмотрел на каньон.
— Мне бы хотелось побывать там как-нибудь.
Заметив, что мы с Джакобом частенько оглядываемся назад, Мак-Калла наконец не выдержал:
— Что, возникли какие-нибудь проблемы?
— Если вас это беспокоит, можете оторваться от нас и ехать отдельно, — сухо посоветовал Джакоб. — Фактически все неприятности остались позади, но не все зависит только от нас.
— Ну, нет, раз мы уж поехали вместе, — возразил Монте, — значит, ваши хлопоты — это и мои хлопоты тоже. Если вдруг увидите, что кто-то скачет за нами, я вернусь назад и выясню, что этим людям нужно.
— Это не ваша забота, — по-прежнему сухо ответил Финней.
— Но я не хочу отрываться от вас, — снова заверил наш попутчик. — И вы совершенно не знаете сколько вам может встретиться на пути бандитов. Л ведь три воина всегда лучше двух. Не так ли? Когда мы прибудем в лагерь, я с удовольствием приму участие в вашем деле, если вы не будете против.
Все-таки очень странный этот человек, Мак-Калла. Половину пути он пел. Голос его не отличался красотой, но слушать было приятно, и я еще не встречал человека, который знал бы столько песен, сколько он.
Когда мы подробно посвятили его в наши планы относительно диких лошадей, он обрадовался.
— Могу похвастаться, что прекрасно владею лассо, — сообщил он нам. — И обязательно помогу объезжать их.
Позже, оставшись наедине с Джакобом, я сказал:
— Мне кажется, Монте хороший человек, и нам может понадобиться его помощь.
— У меня такое же мнение, — согласился Финней.
На следующее утро мы остановились возле знакомой лавки.
Когда зашли туда, лавочник сначала не узнал меня, пока я не поздоровался с ним.
— Это ты, сынок? Как же ты вырос, сразу и не понять, что это ты.
— Сэр, мой дом пустует?
Он заколебался, ответив не сразу, и уткнулся в книгу счетов, будто что-то обдумывая.
— Ну, ладно, потом посмотрю... Дом когда пустует, когда нет. Хотя я был уверен, что в нем никто не будет жить после твоего отъезда.
— Как Франческо? Он сейчас здесь?
— Как всегда, приходит и уходит. Захочет увидеть тебя, придет. Ты же знаешь, Иоханнес, у индейцев на все свои взгляды.
Финней купил в лавке соль, кофе, джем, несколько больших кусков бекона, но все еще стоял у прилавка, раздумывая, что бы еще приобрести.
Выйдя за дверь, я неотрывно смотрел на холмы вдали, которые скрывали мой дом. Сердце мое забилось. Кажется, виднеется дымок от очага? Или показалось?..
Я в нерешительности подошел к Джакобу и как можно равнодушнее сказал:
— Пока вы закупаете провизию, я поскачу вперед. Не торопитесь.
Он понимающе взглянул на меня, а Монте Мак-Калла положил на мое плечо руку.
— Хочешь, я поеду с тобой?
— Не надо. Я хочу побыть один, — отказался я и, чтобы предотвратить дальнейшие расспросы, добавил: — Там убили моего отца. Мне бы хотелось приехать туда сначала одному.
— Хорошо, хорошо! — согласно закивал Монте. — А мы прискачем попозже.
Джакоба мне провести не удалось, ведь он прекрасно знал об исчезновении книг, но не стал проявлять излишнего любопытства.
Первым делом я положил перед собой на седло связку книг, и только потом, повернув лошадь, медленно двинулся по дороге. А когда оказался на тропинке, петляющей по дюнам, то начал распевать старые морские песни, которым выучил меня отец.
Заехав во двор, я спешился и снял с лошади связку с книгами. Поднялся на ступеньку крыльца, развязал веревку и взял самую верхнюю из связки. Пролистал несколько страниц и опять положил ее на стопку, потом отодвинул щеколду и зашел в дом.
В комнате ничего не изменилось, она была такой же, как я ее когда-то оставил. Пол чисто вымыт, в углах ни малейшего намека на паутину. Книги стояли на своих местах. Воздух в доме не казался спертым, как это случается, когда помещение долго закрыто: он был свеж, чист, со слабым запахом хвои.
Кровати аккуратно заправлены, только теперь на них, кроме одеял, лежали еще и простыни. Я открыл банку с кофе: она оказалась полной, так что Джакоб напрасно беспокоился.
Угли очага почти остыли, но в кофейнике кофе был теплым. Взяв чашку в руки, я наполнил ее и сел за стол спиной к двери.
Я снова был дома. А вокруг молчаливая пустыня, моя пустыня. Сюда бежали мои родители, охваченные любовью друг к другу, они прятались здесь. И выжили. Выжил и я. Я вернулся домой, к темным горам позади моего домика, вернулся к одиночеству, которое на самом деле было мало похоже на него. Вернулся к безмолвию, говорящему только со мной шелестящими загадочными голосами.
Я медленно, маленькими глотками пил кофе, глядя в окно на темные изгибы скал, поднятых к небу из недр земли огромными волнами, — скал, тысячелетиями терзаемых ветром, дождем и снегом, которые постепенно разрушали их. Так было и так должно быть. Человек приходит и уходит, предоставляя ветру и песку исцелять шрамы, нанесенные им земле. Человек, в своем эгоизме считающий, что мир принадлежит только ему, забывающий о динозаврах, которые миллионы лет правили на земле и теперь исчезли, оставив как память лишь свои кости.
Одни считают, что кости эти принадлежали мифическим драконам; другие полагают, что мифическим титанам, третьи же вообще не задумываются над такими вещами и равнодушно проходят мимо, одержимые идеей поиска залежей золота, с пренебрежением относясь ко всякого рода тайнам.
Допив кофе, я встал и услышал приближающийся цокот копыт; а вскоре до меня донеслись и голоса беседующих Финнея и Монте Мак-Калла.
Я вышел на крыльцо, бросил взгляд на привезенную стопку книг и увидел, что верхняя книга... исчезла.
Умышленно — и тогда и теперь — я старался избавиться от чувства любопытства, овладевавшего мною в такие моменты. Если кто-то или что-то, бывшее здесь, желает уединения, я не стану нарушать его, даже мысленно. Но нас, несомненно, что-то связывало, это... существо и меня. Нас объединяли книги, в какой-то степени мысли, и этого пока было более чем достаточно. Если таинственное существо не хотело большего, я не имел права настаивать.
