и надеяться, что враг окажется глуп и труслив. Амброзий ненавидел осады.
— Сколько у вас человек?
— Осталась дюжина из тех, кто умеет хорошо управляться с оружием.
— И моих восемь. Что ж, старик, мы сравнялись с твоими разбойниками. Может и получится их отпугнуть.
— У нас еще есть ты, Аврелиан.
Амброзий запрокинул голову и громко расхохотался. Да, он носил с собой меч и упражнялся с левой рукой каждый день. Отпугнуть и сразиться с обычным лесным бандитом — это пожалуйста. А вот с отрядом хорошо обученных воинов… После потери руки он ни разу не бился. Амброзий чувствовал легкую дрожь, как перед первым сражением на благо Римской империи.
— От меня, старик, в ближнем бою толку мало. Разве что защищать в тылу ваших женщин… И не называй меня Аврелианом при моих людях, из этого не выйдет много хорошего, — он уже собирался уходить, но обернулся на стену из кольев. — У вас есть неделя. Созывай своих ребят, бритт, пусть несут бревна и доски. За неделю мне нужны две пристройки для лучников у главных ворот и одна сзади. Быть может, так мы все обойдемся малой кровью в этом сражении…
Старейшина бриттов ему поклонился.
— Мы сделаем, господин. Но Аврелианом тебя здесь зовут не первые месяцы.
Дни шли быстрее, чем хотелось Амброзию, но бритты не подвели. Три постройки выросли быстро, а к концу шестого дня старейшина раздобыл ему лучников. Двух парней худощавых и жилистых — от таких в гуще сражения толку мало — да еще одну женщину. Амброзий удивленно взглянул на бритта, когда тот представил ее ему в числе прочих.
— Ваши дела так плохи? — спросил он старейшину. Была бы у него вторая кисть, он сам бы взялся за лук и стрелы.
Женщина, стоявшая перед ним, была лишь немногим младше Амброзия. Бритт привел к нему не юную деву, у таких, как она, уже бывает хозяйство и дети, ее руки загрубели за годы и поступь была не поступью феи. Но лицо до сих пор оставалось приятным и чистым, со следами былой красоты. Мать, дева, старица — то была мать.
— Моя дочь, — старейшина подтолкнул ее ближе. — Уна. Лучшая охотница здесь. Выслеживает волка в лесах с малых лет и не боится. Возьми ее, Аврелиан, проверь ее меткость. Говорю тебе, не пожалеешь. Лучника лучше тебе не найти.
Женщина выступила вперёд и поклонилась. Амброзий с недоверием смотрел на нее. Женщина в битве — плохая затея, но она стояла перед ним спокойно и прямо, без тени сомнения. Ее руки казались жилистыми и сильными.
— Это ее желание или твое? Что скажет ее муж?
— У моей дочери нет ни детей, ни мужа, — ответил старейшина. — Она вызвалась, и я не стал спорить.
— Позволь мне сражаться с тобой, господин, — женщина заговорила. Ее голос оказался низким и хриплым, Амброзий вздрогнул. Тот показался ему слишком знакомым. — Если я подстрелю парочку саксов с твоих деревянных башен, то вам будет проще.
Спасатели угнетённых — калека да баба. Центуриону стало смешно.
— Как скажешь. В этом бою ты принесешь больше пользы, чем я.
Уна ему поклонилась.
— С твоего позволения, Аврелиан. Вчера я заметила слишком много чужих следов в чаще, к югу отсюда. Саксы придут не на пустую луну. Они уже совсем близко.
Амброзий нахмурился, старейшина выглядел недовольным.
— Дочь, твое дело — стрелять белок и саксов, позволь господину римлянину…
— Почему ты думаешь, что они нападут так скоро? — перебил Амброзий. — Сегодня шестой день. Какой им резон устанавливать размер и срок дани, а потом все менять?
Женщина пожала плечами.
— Будь я саксом, я бы сделала так же. Их не ждут, они могут взять вдвое больше. Забрать свое слово обратно нетрудно.
«Вы это знаете не понаслышке», — подумал Амброзий, но вслух не сказал.
— Ты думаешь, они придут завтра с рассветом?
— Я думаю, сегодня ночью они уже будут здесь.
Амброзий негромко выругался. Стрелковые башни готовы, ворота поставлены, но его вновь грызло то мерзкое, беспокойное чувство, когда он чуял обман в словах Гилдаса. Отчего он, дурак, решил, что налётчики сдержат слово? Отчего он решил, что их не придет вдвое больше, прослышав про то, что Амброзий, брат Утера, в этой деревне — куда как прекрасный повод для выкупа. У него похолодело внутри. С чего он решил, что его вновь не заманили в ловушку, чтобы отдать его саксам в обмен на иную защиту?
«Ты уже давно ничего не решаешь, Амброзий, — сказал он себе. — Уже нет ничего, что бы тебя удивило.»
— Ты сражалась, когда саксы пришли в первый раз?
Уна кивнула.
— Пойдем, — он позвал ее за собой. — Расскажешь мне, где лучше расставить людей.
Они вышли под темно-серое небо, солнце почти скрылось за горизонтом, все, кроме часовых на посту, уже ютились в теплых домах. Амброзий хотел посчитать, сколько лет он не был подле семейного очага и сбился со счета.
— Что ты думаешь об Утере? — неожиданно спросил он эту незнакомую женщину. От ее мнения и слов ничего не зависело, потому их было интересно услышать.
Она пожала плечами и повела его дальше между домами, к южному краю деревни.
— Брат господина не очень умён.
А сам господин? Сейчас он один рядом с ней, на пустой дороге, если она вгонит ему в спину нож, ей может и повезти.
— Отчего же?
— Он послал лишь двадцать солдат, чтобы нас защитить. Если налетчики нас одолеют, он потеряет все.
Амброзий говорил Утеру то же.
— А ты, Уна? Не хочешь ли служить саксам, как Гилдас?
Ее лицо скривилось в гримасу.
— Гилдас — просто дурак. Он говорит о свободе от Рима, но на деле хочет быть поближе к новой кормушке. Таких, как он, саксы первыми вздернут.
Значит, Гилдас говорил о свободе от Рима. Амброзий устало подумал, что теперь нет смысла доносить эти слухи до брата.
— Они зайдут с тыла, — продолжила Уна и махнула рукой. — Поставь меня здесь, Аврелиан. Башня одна, но на ней поместятся двое, и я меньше мужчины.
Уна была права, он и сам об этом подумал. Амброзий смотрел на эту худую, но все ещё миловидную женщину и думал, что ее общества, возможно, будет ему не хватать. Она была откуда-то оттуда — из тех несбывшихся снов про Повис и новую жизнь.
— Чему ты улыбаешься, Аврелиан?
— Ты напомнила мне об одной. Скажи, как так получилось, что ты без мужа и без детей. По деревне ходишь, как воин? Твой отец не был против?
— Мою сестру увели в Каэр-Вент служить местному
