Мариетта немедленно обратилась к Бьянке:
— Как она себя чувствовала?
Девушка тихо ответила:
— Меланхолия окончательно ослабила ее. Все в точности так, как нам говорили. Она в самом деле очень больна.
— Елена говорила?
Бьянка кивнула.
— Она сказала несколько слов: попросила оставить ее в покое. Я ясно поняла по ее выражению и голосу, что я нежелательная гостья.
— Долго ты с ней пробыла?
Бьянка раздраженно пожала плечами.
— Сплошные вопросы! Я ни в чем не уверена. Полог кровати был задернут, а в спальне было темно. Я бы не смогла сказать, который час, даже если бы могла увидеть часы.
Сестра Джаккомина улыбнулась ей.
— Я могу сказать точно. Я заметила по часам в библиотеке, что ты пробыла с ней около часа.
— Час? — повторила Мариетта, удивленно глядя на Бьянку. — Ты оставалась там все это время, несмотря на то что Елена попросила оставить ее одну?
— Она не сразу сказала это, — ответила Бьянка. — Я даже пела ей нашу песенку про Коломбину.
— Хорошая идея. И как она отреагировала?
— Мне показалось, она даже не вспомнила ее. Как бы там ни было, она ее не затронула. Я же говорила тебе, что она очень слаба. Чего ты от нее ждала?
— Вижу, ты расстроена, Бьянка, — мягко произнесла Мариетта, — и все же позволь мне задать тебе еще один вопрос. Но хорошенько подумай, прежде чем ответить на него. Ты почувствовала, что была с Еленой, которую мы все знаем, которая была нашим другом?
— Мне не нужно думать над этим вопросом, — ответила Бьянка без колебаний. — Она ушла от нас в свой мир, и та ее часть, что осталась с нами, не имеет ничего общего с той Еленой, которую мы все знали.
— Спасибо за проявленное терпение. Ты рассказала мне все, что я хотела услышать.
Отвечая на последние вопросы, Бьянка уже не так волновалась, и встреча пошла обычным ходом. Когда Мариетта обмолвилась о готовящихся масках к предстоящему карнавалу, Бьянка попросила посмотреть их. Сестра Джаккомина с Бьянкой ушли в мастерскую, в то время как Мариетта использовала их отсутствие, чтобы задать сестре Сильвии вопрос.
— Если я дам тебе ручку и бумагу, ты сможешь нарисовать мне план пути, по которому вы ходите молиться к Елене?
Монахиня серьезно посмотрела на нее.
— Конечно. Я сделаю все, чтобы помочь Елене в ее болезни.
Когда она нарисовала план, Мариетта внимательно изучила его. Ей придется пройти в зал, который выходил в тот, что открыт в библиотеку. Отсюда вела другая дверь, через которую монахини попадали в холл со ступенями, ведущими в коридор. Вторая дверь справа вела к покоям Елены. Мариетта сложила план и положила его в шкаф.
— Благодарю тебя, — сказала она с признательностью.
И снова монахиня одарила ее долгим проницательным взглядом.
— Не знаю, что у вас на уме, Мариетта, — проговорила она, — но я умоляю вас не забывать о себе. Ваши дети не смогут без вас.
— Я помню об этом.
Впервые за всю жизнь Мариетты сестра Сильвия поцеловала ее в обе щеки.
— Пусть Господь не оставит вас в вашем деле.
Мариетта решила не терять ни минуты и немедленно приступить к поискам Елены. У нее был план палаццо Селано, нарисованный сестрой Сильвией, а проникнуть туда она намеревалась под видом курьера с масками для Филиппо. Все это могло помочь выяснить хотя бы самую малость о местонахождении Елены. Мариетта понимала, что в ее распоряжении будет мало времени и бродить по всему замку бессмысленно, так как она может оказаться на любом этаже. И только один человек мог пролить свет на происходящее — вдовствующая сестра Филиппо, Лавиния.
Мариетта на лодке доплыла до Большой земли. Там были перевозные вагонетки, и вожатый за полчаса довез ее до особняка, который был городским домом покойной свекрови Елены. Водитель хвастался Мариетте, как хорошо он знает этот район и его людей, и охотно рассказал ей все, что знал о женщине, к которой она направлялась.
— Нет, ни один из ее братьев не живет с ней, синьора. С тех пор как умерла последняя синьора Селано, она живет в этом огромном доме совершенно одна.
У ворот Мариетта попросила его подождать. Дом поражал таинственностью, открывая Мариетте свое очарование по мере того, как она двигалась вглубь по дорожке. Его стены были сглажены временем и обвиты лозами дикого винограда. Когда слуга открыл дверь, Мариетта спросила, можно ли видеть хозяйку.
— Ваше имя, синьора?
— Скажите ей, что я подруга Елены.
Слуга вернулся очень быстро и проводил Мариетту в зал. Лавиния, бледная и наглухо закутанная в черное платье, поднялась из кресла, искренне радуясь возможности принять у себя гостью, но, как только она ее увидела, это выражение как рукой сняло с ее лица, а улыбка тут же исчезла.
— Не думаю… Не припоминаю… Должно быть, мы с вами не знакомы? — смутилась она.
— Я Мариетта Торриси.
— Синьора Торриси! — забеспокоилась она.
— Пожалуйста, выслушайте меня, — твердо произнесла Мариетта. — Я пришла ради Елены. Она очень нуждается в вашей помощи.
Теперь Лавиния выглядела еще более озадаченной и смущенной и тем не менее пригласила Мариетту присесть.
— Я хотела поехать в Венецию, чтобы ухаживать за Еленой, — сказала она в замешательстве, — но мой брат Филиппо посчитал, что в этом нет необходимости. — В ее голосе слышалась надежда. — Неужели после всего ей понадобилась я? — Тут она, совсем ничего не понимая, заерзала в кресле. — Но откуда вы знаете, что ей нужно? Должно быть, вы и Елена — давние друзья из Пиеты, но тогда Филиппо не позволил бы вам передавать его послания.
— Уверена, вы дорожите своей невесткой.
Лавиния кивнула, ожидая ответа на свой вопрос.
— Она милая, добрая женщина, которая всегда была мне другом. Я переживаю за то, что болезнь отнимает ее у нас. И все же вы мне ничего толком не объяснили.
— Мне нужно многое вам рассказать и многое узнать от вас. Жизнь Елены может зависеть от вас.
Лавиния, одаренная умением слушать говорящего, внимала каждому слову ужасающего доказательства. Она побледнела и зажала руки в коленях. Ей было трудно поверить в то, что Филиппо способен на такое, и все же она знала о его склонности к жестокости и расчетливости, и это было не в его пользу. Он всегда беспощадно относился к тем, кто стоял у него на пути, в данном случае на пути к появлению наследника, которого Елена не смогла ему родить. Она вспоминала те давние времена, когда он и Марко устраивали неистовые ссоры, и она боялась, как бы Филиппо не убил его на дуэли, чтобы занять первенство в семье. Когда Марко все-таки не стало и Елена оказалась частью его собственности, Лавиния не сомневалась в том, что он частенько наказывал свою милую женушку за любовь к его брату, которой, скорее всего, она никогда не испытывала к нему самому. Временами мужественные попытки Елены быть счастливой, смеяться и непринужденно говорить, скрывая следы побоев на шее и боль от ушибов, поражали Лавинию до глубины души, но присутствие матери не позволяло ей завязать с ней настоящей дружбы.
