Молчавшая все время Васена, занятая, кажется, только вином, презрительно ухмыльнулась.
— Ни черта не понимают! — проронила она. — Тоже мне, люди!
— Господа, — сказала Надя сдавленным голосом, — знаете, господа, мне известно, что отца застрелил студент Шестаков, а это, значит... это, значит, был Обручев?
За столом наступило замешательство.
Страшное известие оглушило Надю, она с трудом сдерживалась, чтоб не разрыдаться от горя и обиды на себя. Ведь это от нее Шестаков узнал, куда едет Семен, значит, это она выдала Семена... Ей вспомнилось, как они оба зашли к ней в комнату, как потом Кобзин вызвал к себе Семена, а Шестаков стал расспрашивать ее, куда же собирается Маликов... Нет, сейчас плакать нельзя! Надо, чтоб эти ничего не заметили, ничего не заподозрили. Надо еще немного посидеть и уходить, чтобы... снова встретиться с Шестаковым-Обручевым.
При одной мысли, что Шестаков сейчас в штабе Кобзина, что он втерся комиссару в доверие и, стало быть, может натворить невесть каких бед, Наде захотелось сию же минуту бежать туда. И еще ей захотелось выхватить гранату и метнуть прямо на стол, чтоб ни одного не осталось из этих, кто радуется успехам Обручева.
Васена, слегка пошатываясь, подошла к Наде и, опустив руки на ее плечи, сказала:
— Ирина Ивановна, хватит, к чертям! Не надо киснуть.
— Я и не кисну, — ответила Надя. И подумала, что ей и действительно сейчас надо собрать все свои силы, и не выдать себя перед контрразведчиками, и не показать, что творится у нее на душе.
— В жизни действительно много грусти, — снова заговорила Васена. — Но мы вас развеселим. Зубов! — крикнула она. — Налейте! А ты, Оля, спой нам...
— Я с удовольствием, — поспешно согласилась Олюшка. — Мою любимую! — Она подала Виктору гитару и запела.
Изрядно подвыпивший Зубов подсел к Наде, хотел что-то сказать, но, увидев ее бокал, полный до краев, поднял его и заорал:
— Наша гостья не пьет! Господа! Бокал мадемуазель Стрюковой полон!
Надя молча взяла из его рук бокал, поставила на стол.
— Не обижайтесь, — сказала она. — Сегодня я не могу пить. — И, обращаясь ко всем мужчинам, спросила: — Господа, у кого есть папиросы?
Первым подал Виктор.
— Спасибо, — поблагодарила Надя. — Спички?
К ней снова подсела Оля.
— А вы и вправду, Ирина Ивановна, не тоскуйте.
Ее поддержала Васена.
— Ирина Ивановна, скажите, пожалуйста, вы долго были в женском батальоне смерти? — спросил Викулов.
— До его расформирования, — не задумываясь, ответила Надя.
— А убивать вам приходилось? — спросила Оля.
Надя медленно затянулась папиросным дымом и так же медленно, будто старательно подбирала каждое слово, сказала:
— Я помню, в одного штабс-капитана пять пуль всадила...
Викулов оторопело глянул на нее.
— В штабс-капитана? — переспросил он. — Он что же, был большевик?
— Нет, — неохотно ответила Надя. — Противно вспоминать. Дело в том, что и среди офицеров много подлецов.
— Браво, браво! — закричала Васена.
— Собрали девушек в батальон. Мы дали клятву: бороться за Россию. И не жалели жизни... А офицеры смотрели на нас, как на проституток. Вызывали к себе в номера... Как этот штабс-капитан...
— И вы его, значит, к праотцам? — хохотнув, спросил Викулов.
— Я, господа, ненавижу подлость.
— А вообще во врагов вам приходилось стрелять? — спросила Васена. — Сколько человек вы убили?
— Мало.
— А мне уже надоело расстреливать, — сказал Зубов. — Понимаете, надоело! Скучнейшая операция.
В комнату вошел полковник Рубасов. Виктор схватился за голову.
— Папа, я забыл пригласить к тебе Ирину Ивановну.
— Гора не идет к Магомету, Магомет пойдет к горе, — усмехнувшись, сказал Рубасов. — Господа, прошу отпустить на несколько минут мадемуазель Стрюкову. Прошу вас, поручик.
В кабинете Рубасов любезно пододвинул кресло.
— Располагайтесь.
Надя села. Села, думая о предстоящем разговоре. Каким он будет? Видимо, это и есть тот самый разговор, которого она ожидала.
Все же ей надо было уйти немного раньше, хотя бы двумя-тремя минутами раньше, и эта встреча не состоялась бы. Но об этом думать поздно.
— Грустите?
— Голова болит.
— Нервы. И рад бы помочь, но... — Рубасов развел руками. — О вас справлялся атаман.
Надя поблагодарила.
— Он просил узнать: вы решили остаться у нас, или уедете в Гурьев? Он советовал ехать туда. Просил дать охрану. Между прочим, атаман считает, что там больше возможностей для создания женского батальона.
— Я не знаю, что вам сказать. — Надя недовольно взглянула на Рубасова. — Скорее забирайте Южноуральск, я никуда не могу уехать отсюда, пока не будет в безопасности то, что оставил отец. Вы понимаете, всем богатством могут завладеть красные... Хотя бы из уважения к памяти отца... А вообще, скажу вам, господин полковник, до чего же противна эта собачья жизнь. Верите, мне иногда хочется выпить чего-нибудь и — ко всем чертям!
— Нет, нет, Ирина Ивановна, — стараясь успокоить ее, проговорил Рубасов. — Жизнью надо дорожить. Вы молоды, красивы, обеспечены.
Надя усмехнулась.
— Кстати сказать, господин полковник, я пока не собираюсь умирать. Я говорю: бывает такое настроение. Но если судьба предаст меня, я своей жизни дешево не отдам. — Надя достала из кармана гранату.
Рубасов отшатнулся.
— Граната?!
Распахнулась дверь, и в комнату вошел с охапкой дров Василий.
— Господин полковник, — нерешительно спросил он. — Можно дровишек в печку подкинуть?
— Да, да, — ответил Рубасов, не взглянув на него. — И получше истопи. Ночами опять морозит.
Василий стал возиться у печки.
Надя не могла понять, что случилось с Василием: она же видела, как он глянул на нее и тут же отвернулся, ничем не выдав, что узнал. Неужто и вправду одежда так изменила ее?
— Я не понимаю, Ирина Ивановна, зачем вам понадобилась граната, — спросил Рубасов.
— На черный день, — ответила Надя. — Вдруг попаду не в те руки?
— Ее же тяжело таскать! И не очень приятно. Да и вообще, вы здесь под такой охраной...
Рубасову не удалось закончить фразу. В комнату вошел вестовой и, козырнув, доложил:
— Господин полковник, к вам поручик Обручев.
— Обручев? — переспросил Рубасов. Он взглянул на Надю таким взглядом, словно хотел сказать, что решить этот вопрос может только она.
— Господин полковник, разрешите мне первой встретиться с ним... И... одной. Прошу вас! Я никогда вам этого доброго дела не забуду.
Рубасов спрятал улыбку и кивнул головой.
— Пусть будет так. Я вас понимаю, Ирина Ивановна. — И приказал вестовому: — Зови. А ты тоже — пошел! — крикнул он Василию.
