— Я счас, я счас, — заторопился Василий.
Когда за Рубасовым закрылась дверь, Василий шагнул к Наде.
— Надька!
— Тише! — зашептала она.
— Тебя же убьют! Беги...
Надя торопливо зашептала:
— Желтую балку знаешь?
— Знаю. Совсем рядом.
— Вася, скачи туда. Скажи Кобзину, заморский гостинец здесь... И скажи еще: Шестаков, Шестаков! Беги, прощай.
Когда Василий вышел, Надя встала за шкаф. Она еще не знала, что произойдет здесь, но знала: чему-то быть, очень важному и страшному. В правую руку она взяла браунинг.
Ничего не подозревая, в кабинет вошел Обручев. Он был в той же одежде, в какой видела его Надя в Южноуральске. Перешагнув порог, он по-военному вытянулся, готовясь докладывать полковнику, но, не видя никого в комнате, удивленно оглянулся.
И тут появилась Надя.
— Обручев!
В какую-то долю мгновения Обручеву показалось, что перед ним Ирина в своем военном мундире.
— Ирина! — воскликнул он. В это время он увидел глаза Нади, увидел браунинг. Хотел что-то сказать, но не успел.
— На тебе, Шестаков! — шепотом проговорила Надя и два раза в упор выстрелила в него.
Обручев пошатнулся, упал на колени и завалился на бок.
В комнату вбежал Рубасов, и вся она тут же наполнилась людьми.
— Что? Что здесь? — закричал Рубасов. Увидев на полу распростертое тело Обручева, он уже более спокойно спросил: — Ирина Ивановна, что случилось?
У Нади подгибались колени, вздрагивала рука, державшая браунинг.
— Господин полковник, иначе я не могла поступить, — срывающимся голосом проговорила Надя. — Он убил самого дорогого для меня человека. Атаману я расскажу обо всем сама. Извините, я пойду.
Так, с браунингом в руке, Надя и ушла.
— Это же черт знает что! — бушевал Рубасов, и трудно было понять, что взбесило его: необычный поступок гостьи или то, что убийство совершено в его кабинете. — Врача! — приказал он.
— Сейчас будет, — ответил Викулов.
Виктор и Зубов уложили Обручева на диван.
Викулов взял его руку и стал щупать пульс.
— Ну, что? — спросил Рубасов.
— Кажется, жив.
А Надя в это время подошла к могиле Семена. Она немного постояла, потом взяла с холмика горсть земли, насыпала в платок...
— Сеня, единственный мой! Прости меня...
И торопливо зашагала к воротам крепости.
ОКРЫЛЕННЫЕ РЕВОЛЮЦИЕЙ
(Послесловие)
В старом уральском городе Оренбурге, овеянном степными ветрами и легендами о «крестьянском царе» Емельяне Пугачеве и его вольнице, в городе, который мы знаем еще со школьной скамьи по незабываемым страницам «Капитанской дочки» Пушкина, есть улица имени Марии Корецкой, названная так еще в первые годы Советской власти.
Кто она, эта Мария? Чем заслужила столь высокую честь наряду с видными революционерами, боевыми руководителями оренбургских большевиков — Кобозевым, Цвиллингом, Кичигиным, братьями Кашириными, имена которых увековечены в названиях лучших улиц прекрасного города? Эти вопросы впервые взволновали В. И. Пистоленко более двадцати лет назад. Писатель годами по крупицам собирал сведения о Марии Корецкой. Из бесед с людьми, лично знавшими ее, — а таких оставались единицы, — из материалов местного архива перед ним постепенно вырисовывался облик девушки-казачки, ходом самой жизни втянутой в вихрь революционных событий и ставшей бесстрашной разведчицей в красногвардейском отряде комиссара Кобозева. Выполняя одно из самых ответственных и опасных заданий командования, Мария попала в руки дутовской контрразведки и была подвергнута мучительным пыткам. Но никакие пытки и зверства не смогли сломить стойкий дух и волю верной дочери народа. Она погибла в застенках контрразведки, свято сохранив свою тайну. Боевые друзья и соратники не забыли ее — так после победы над врагом в Оренбурге появилась улица Марии Корецкой. А много лет спустя на сцене Московского драматического театра имени К. С. Станиславского и в ряде других театров страны с успехом пошла пьеса В. Пистоленко «На рассвете», в основу которой была положена судьба этой замечательной девушки, предвосхитившей подвиг Зои Космодемьянской.
Однако, написав эту пьесу, В. И. Пистоленко не оставил свою героиню. Чем больше вникал он в историю ее короткой, но яркой жизни, чем глубже постигал историю гражданской войны на Южном Урале, тем крепче в его художественном сознании «завязывался» роман о революционной молодежи, мужавшей в боях за Советскую власть. Так родился роман «Крылья беркута».
В творчестве В. И. Пистоленко роман о молодежи — явление далеко не случайное. Писатель давно и с большой любовью разрабатывает тему духовного становления молодого советского человека. В романе «Крылья беркута» он обращается к той славной и великой эпохе, откуда все началось, где формировались основные черты характера молодого советского человека, передающиеся от одного поколения к другому.
События романа развертываются в конце семнадцатого — первой половине восемнадцатого года на Южном Урале, где в это время рабочие, крестьяне и беднейшие слои уральского казачества вступили в смертельную схватку с буржуазией, помещиками и зажиточным реакционным казачеством.
В нашей художественно-исторической литературе почти не освещен этот важный фронт эпохи гражданской войны. Между тем борьба за Оренбург, который в это время был административным, торговым и культурным центром громадного края, имела, пожалуй, не меньшее значение, чем борьба за Царицын. Ведь на атамана Дутова контрреволюция возлагала большие надежды: в случае соединения полчищ Колчака с белоказачьими отрядами Дутова, а через него — с войсками Деникина, был бы создан единый белогвардейский фронт, отрезавший от центров социалистической революции Каспий, Среднюю Азию — по существу, весь юго-восток России. Борьба за Южный Урал и Степной край имела не только военно-стратегическое значение — это была еще и борьба за хлеб для голодающего пролетариата Москвы и Петрограда. Вот почему В. И. Ленин лично следил за событиями в необъятных просторах Степного края, посылал туда опытных, закаленных в боях большевиков-комиссаров, помогал красногвардейцам оружием и боеприпасами.
В романе «Крылья беркута» отражен начальный период размежевания сил революции и контрреволюции на Южном Урале.
Тоже оренбуржец, смолоду немало побродивший по родному краю, я постоянно узнаю его неповторимый облик, его колорит и своеобразие, талантливо запечатленные на страницах романа. Южноуральск романа — это Оренбург. А вот и его характерные приметы: громадный кафедральный собор, построенный на средства «отцов города»; массивный приземистый квадрат Гостиного двора, под сплошную крышу которого, занимающего целый квартал, стекались разноплеменные купцы из Нижнего Новгорода и Бухары, из Самары и Хивы, из Гурьева и Шемахи; дом Панкратова — одно из наиболее оригинальных сооружений старого Оренбурга; Главные мастерские — как прежде назывался паровозовагоноремонтный завод — бастион революции, из стен которого мы, мальчишки, даже в начале 30-х годов выковыривали белоказачьи пули... Заорье романа — это Орск, ныне мощный индустриальный центр Южного Урала, а в прошлом захудалая крепость, где отбывал солдатчину великий кобзарь Тарас Шевченко.
