— Прекратите пугать нас, Пьер! — рассмеялся Обиньи. — Мы солдаты, а не маркитанты. Всякое повидали. Перед французским оружием никому не устоять! Так же, как и перед гением Наполеона.
— В декабре, Мишель, в декабре — обещайте вспомнить наш спор!
— Обещаю, — беззаботно усмехнулся бригадир. — А сейчас ещё по бокалу, и мы пойдём.
— Пойдёте? Куда?
— Пьер! Мы же в Москве! Огромный город, набитый сокровищами. Нельзя терять ни минуты, пока итальяшки или поляки не растащили всё самое ценное! Мы определились с квартирой, теперь можно и пограбить!
— А как же мы? Оставьте для охраны дома хотя бы одного человека!
— Мишель, он прав, — сказал Клод. — Мало ли что… Десятки тысяч вояк вошли в город в поисках добычи. И не все из них такие, как мы. Я остаюсь здесь.
— Это умно, — кивнул головой бригадир. — Дом хороший, на него могут позариться. Оставайся и никого сюда не пускай. Мы захватим добра и на твою долю.
Уже через пять минут кавалеристы вывели на улицу лошадей и ускакали, горя понятным нетерпением. Ахлестышев объяснил им, как проехать к Верхнеторговым рядам. Клод остался сидеть в передней с карабином в руках. Рядом с собой он поставил банку с вареньем и малагу. А Пётр пошёл к своим.
Саша-Батырь стоял перед дверью проходной комнаты и прислушивался.
— Ты как?
— Да порядок… Не злые вроде мужики, хоть и французы, правда?
— Иди, поешь. Там полно всего осталось. И Евникии предложи.
— Да я сытый — Евка меня не обнесла. Чё делать-то будем? Может, я тоже схожу, пограблю? Вы на вроде, как под охраной…
— Подожди. Надо сейчас обсудить, что получается. Идём к женщинам.
Он постучал в дверь дамской комнаты. Камеристка впустили их. Ольга полулежала на диване, сжимая голову руками.
— Ты плохо себя чувствуешь?
— Мигрень. Это от волнения. Где они?
— Поехали на поиск добычи. Раньше вечера не вернутся. Остался только Клод, он караулит дом.
— Петя! — княгиня смотрела на Ахлестышева глазами, полными слёз. — Что с нами будет?
— Ольга, возьми себя в руки! Нас ждут недели, если не месяцы испытаний. Москва во власти Наполеона! Конец света… Но надо надеяться на Божью милость и держаться друг дружки.
— Ах, как хорошо, что вы двое сейчас с нами! Господь Вседержитель уже явил свою милость. Он послал тебя сюда! Если бы не вы, нас бы с Евникией… страшно представить…
— Ты хотел созвать совет, — перебил княгиню Саша. — Не тяни время. О чём думать будем?
— Конечно о том, как уйти отсюда.
— Уйти? — ахнула камеристка. — Туда, на улицу? К этим антихристам?
— Да, пока ещё не поздно.
— Но постояльцы, вроде, приличные попались. Не лучше ли пересидеть за ними? — усомнилась Ольга.
— Нет, не лучше. Надо уходить из города, это единственный способ уцелеть. А сегодня ещё не поздно сделать побег. Завтра французы расставят по всем заставам пикеты — тогда уже не вырвешься. Сегодня, немедленно, пока не налажен порядок!
— Значит, бежать?
— Да, пока светло. Правда, у нас теперь нет ни колец, ни серег. Больше не на что нанять телегу. Пойдём пешком. Пока в городе хаос — проскочим!
— Ева, неси башмаки покрепче! — скомандовала Шехонская. — И выкинь из баула всё ненужное!
Но камеристка не успела сделать и шагу, как снизу послышались чьи-то громкие нахрапистые голоса.
— Тихо!
Ахлестышев с Сашей заторопились в переднюю. Там пятеро рослых и, видимо, нетрезвых пехотинцев напирали на Клода. Судя по славянской речи, это были поляки. Один из них, с офицерскими эполетами, схватил француза за карабин.
— Пошёл прочь, коротышка! Этот дом реквизирован под квартиру нашего полковника!
— Нет, особняк уже занят! Мы пришли сюда раньше вас. Здесь квартирует полувзвод бригадира Обиньи из 5-го конно-егерского полка лёгкой кавалерии!
— Я поручик Лымарек. Легион Вислы объявляет дом своей добычей. Немедленно убирайся отсюда со своим паршивым бригадиром — Москва большая.
Тут поручик увидел русских и сразу окрысился.
— А, здесь свиньи! Ну, развлечение обеспечено.
Плотной толпой поляки двинулись по лестнице наверх. Клод, уже без карабина — его отобрали — шёл сзади и уговаривал их уйти, но его не слушали.
— Чей это особняк? — властно спросил Лымарек.
— Княгини Шехонской, — ответил Пётр, семеня сбоку.
— О! Русская княгиня? Никогда не имел, ха-ха! Сейчас испробуем её на вкус. Где она?
Ахлестышев почувствовал, как у него выступил на спине холодный пот… Пьяные наглые поляки явно не собирались церемониться с обитателями дома.
— Она… больна и плохо себя чувствует. Не встаёт с постели.
— А и не нужно ей вставать, я привык делать это лёжа, — как-то особенно мерзко ухмыльнулся поручик. — А ты кто?
— Я друг дома.
— Русский?
— Да.
— Очень хорошо! Довольно вы, русские собаки, попили польской крови. Теперь ты и хозяйка ответите нам за всё.
— Но я не пил никакой крови, ни польской, ни чьей другой!
— Ты ещё будешь дерзить?!
Поручик, не останавливаясь, сильно ударил Ахлестышева по лицу. Саша кинулся было на выручку другу, но сразу три тесака упёрлись ему в грудь.
— Товарищ, спокойно! — крикнул Пётр. — Может, ещё обойдётся…
— Не обойдётся, — с угрозой сказал Лымарек. — Вы теперь мои пленники. И заплатите за все польские унижения. А привычки у меня такие… особенные. Графа де Сада не читал? Сейчас увидишь это в действии.
Поляк открыл одну за другой обе двери и без стука вошёл в комнату княгини. Та медленно поднялась с тахты, одёрнула на себе платье.
— Кто вы и что вам угодно?
Поручик нагло, в упор разглядывал Шехонскую, потом сказал:
— Совершенная красотка! Тем лучше. У меня есть в запасе несколько хороших приёмов…
Лицо у Ахлестышева горело, в висках стучали молотки, из разбитой губы лилась кровь. Что же делать, что же делать?! Сейчас начнётся… Он умрёт прежде, чем увидит, что эти животные сделают с Ольгой — но его смерть ей не поможет! Конец, всему конец…
— У вас богатый дом, княгиня. Вероятно, он так и ломится от драгоценностей?
— Всё, что у меня было, уже забрали. Те, кто пришёл раньше вас. Можете спросить вон у того мсьё.
— Да, мы уже лишили княгиню её украшений, — крикнул сзади Клод. — Господа, ну пошутили и хватит! Не надо запугивать бедную женщину. Тут в самом деле не осталось ничего ценного, но Москва такая огромная! Мы же союзники, мы не должны ссориться! Давайте разойдёмся миром.
Но поручик не слушал его. Он долго и гнусно-сладострастно разглядывал Шехонскую, а потом сказал:
— Значит, ничего не осталось? Знакомые штучки. Мы догадываемся, где дамы могут спрятать бриллианты… Я должен тебя обыскать!
