— Эй, ты!
Голос Володи прозвучал нелепо, как-то дико в тишине, где только и слышались его полустоны да громкое сопение Людмилы. Существо как будто и не слышало (или действительно не слышало?) Володи.
— Куда прешь?! Стой!
Никакого эффекта, только еще раз мелькнула рука перед лицом Люды и возле рукояти топора. Володя воспользовался, что он стоит позади этого создания, изо всех сил пнул его в задницу (хвоста вполне определенно не было). Создание полетело вперед, захватило Люду левой рукой-лапой, потащило куда-то за собой. Оба рухнули на пол с нехорошим деревянным звуком; сердце Володи сжалось от жалости к Люде. Со сдавленным воплем женщина рванулась в сторону, челюсти создания сомкнулись на ее пышном боку. Люда опять закричала; смертный ужас был в этом крике, и Володя кинулся на помощь.
— Дай топор!
Закусив губу, Люда сунула ему топор — как получилось, вперед лезвием. Существо начало подниматься. Володя перехватил рукоять; левая рука могла держать топор, но полагаться на нее не приходилось. Володя взмахнул раза два, лезвие все уводило в сторону; не получалось ударить прицельно. Существо опять двинулось к Володе, и он невольно отбежал. Существо рывками надвигалось, вытянув левую руку.
— Бей по голове! По голове!
Володя не сразу расслышал — в страшном напряжении, сосредоточив все внимание на существе, даже голос Люды он почти не был в силах услышать. А что по голове — и так понятно.
Владимир отвел топор, сколько получилось… Удар! Лезвие впилось в скулу, совсем не туда, куда надо; и то легкое создание отбросило. Враг упал набок, мгновенно перекатился… И вот он опять стоял, надвигался все теми же странными рывками. Скула надрублена — так, как может быть надрублен кусок мерзлой туши или бревно — без крови, без видимого повреждения разных слоев тела… Длинный глубокий разруб, и все.
Люда встала, прижалась к стене, по боку стекает кровь. Эх, досталось бедной! С резким выдохом, сосредоточившись что было сил… удар! Теперь лезвие врезалось в лоб. Череп распался с резким скрежещущим «крак!», создание отлетело и грохнулось навзничь. Так оно и осталось лежать, но каждая из конечностей создания словно бы жила своей жизнью: ноги сучили в воздухе, рука поднималась, пальцы сокращались, смыкаясь на пустом пространстве, и даже правая рука — только сейчас понял Володя, что она почти что перерублена — производила неприятные движения: словно ползла куда-то или собиралась бежать.
Резко болела рука, но тут уж что можно поделать? Надо драться. Подняв топор, Володя приблизился к твари.
— Стой! Не вздумай его разрубить!
— Погоди… Сейчас отрублю эту лапу…
— Не вздумай! И будет она за тобой гоняться!
Только тут Володя остановился, уставился на Люду в некотором ужасе. Нахлынул весенний кошмар камеральной.
— Ты серьезно?!
— Молчи уж! Говорила же, не открывай!
И первое, что сделала Люда, — скособочившись, продолжая истекать кровью из бока, кинулась к дверям, торопливо задвинула засов.
— Уф… А то, представляешь, еще бы такие налезли…
— А могли?
— Милый, нам сильно повезло… А с этим нужно вот так и вот так…
Разговаривая с Володей, Люда быстро поливала лежащее тело чем-то из темной бутылки. Сильно запахло керосином.
— Ну вот…
Людмила чиркнула спичкой, заполыхало так, что на Володю повеяло жаром, и в небольшой комнате встала стена багрово-лилового огня. То, что горело, даже не стало двигаться сильнее или резче. Там, где тело обугливалось, там замедлялись движения, прекращались сокращения этого коричневого, странного — вроде как бы мышц или каких-то тканей. Сгорая, существо умирало, а вообще вело себя, пожалуй, как самое примитивное создание вроде гриба или медузы. И воняло… Бог мой, как воняло в чистенькой комнате Людмилы! И гарью, и тухлятиной, и чем-то кислым и противным, чему Володя не мог найти должного названия.
Уже поливая керосином, поджигая, прыгая вокруг мерзкого создания, Люда просвещала Володю, одновременно жалея и ругая его.
— Я кому говорила — не открывай? Думаешь, сбесилась дура-баба, неизвестно чего перепугалась? Вот и нет, вовсе не так, я просто этих тварей уже знаю. Их твой этот… на Салбыке, больше не держит, они пока не нужны — значит, и наблюдать за ними он не будет. А тебя он уже невзлюбил, и помнишь, как мы его осиновым колом остановили? То-то…
— Так это тот… Из могилы?!
— Тот или не тот… Какая разница, который именно? Их, таких, тут много, какая разница, кто из какой могилы вышел? Ты еще и неосторожен, наверное. Сам рассказывал — прямо через могилу проехал. Было дело?
— А как надо было проехать, если дорога прямо через могилу и ведет? Что тут поделаешь? — пожал плечами Владимир.
— Что делать?! Главное — думать надо было… Ты же знаешь, какие они опасные!
— Опасные, не спорю. Но их же ведь больше на нас не натравливают… Сопа сказал, что таких, как на восточном берегу озера, он держит на всякий случай — вдруг еще кто-нибудь на его голову свалится, копать погребение Джамаспы.
— Сопа держит на всякий случай, а они очень злые… Сопе он больше не нужен, так Сопа и не будет за ним наблюдать. А он вот взял и нашел тебя, вот так!
Люда поправила фитиль керосиновой лампы, аккуратно накинула рубашку.
— Ну, давай займемся твоей рукой…
— А твой бок?
— Это поверхностное, только вид страшный; там подождет.
«Заниматься» рукой было больно, и пока Люда промывала раны, заливала остро пахнущими травяными настоями, Владимир много раз шипел, стонал, ворчал на грани того, чтобы отдернуть конечность.
— Потерпи… Тут ведь яд, какого больше ни у кого нету, трупный яд.
На языке у Володи давно вертелось:
— А правда, если бы он меня убил, я бы сам стал таким же?
— Или я стала бы… Представляешь, ты этого завалил, а я из угла на тебя надвигаюсь…
И женщина очень похоже воспроизвела движения существа. Володя невольно шарахнулся.
— Ну то-то… Вздумал меня пугать? Я сильнее тебя напугалась, Вова, потому что знаю, кто это… Ты ведь сообразил не сразу, верно?
— Не сразу. И, по правде говоря, до сих пор многого не понимаю. Например, как такими становятся? Ему же не одна тысяча лет.
— Думаешь, я все понимаю? Завтра надо его вывезти и совсем сжечь, а я тут вымою как следует. Фомич твой где?
— Уехал в Усть-Буранный на два дня…
— Придется на лошадях, а они этих не любят, беспокоиться станут очень сильно. А главное, не вздумай еще двери открывать посреди ночи, и вообще — веди ты себя осторожнее. Если на меня впечатление хочешь произвести, то зря ты это — я тебе цену и так знаю, не старайся.
