Хильда скользнула на место второго пилота. Рис, последовавший за нами, сказал:
– Я дам тебе знать, когда все сядут.
Я ощупал приборы, поставил ноги на педали, почувствовав, что моей ноге на протезе недостает нужной силы. Потом вытер носовым платком лицо и руки. Было чертовски жарко, и меня клонило в сон. Хильда нежно стиснула мою руку:
– Как ты, Дик? Вес в порядке?
Мне было плохо, у меня кружилась голова, но я ответил:
– Ничего, все в порядке.
Она снова крепко стиснула мою руку, и тут подошел Рис, заглянул мне в лицо и сказал, что все на борту.
– Хочешь прогреть моторы? Стартовое оборудование вот здесь.
– Нет-, в такой жаре их прогревать не надо.
– Тогда я закрываю дверь?
– Да, закрывай.
Ну вот, момент настал. Я посмотрел на приборы, потом на покрытый пеплом виноградник, по которому пролегала взлетная дорожка. И вдруг я увидел одинокую, жалостную фигурку Джорджа. Они даже не позаботились его распрячь! Меня затопила волна гнева.
– Свиньи, проклятые свиньи! – заорал я, вскочив со своего места, и побежал в фюзеляж. – Возьмите его на борт! Возьмите его сюда немедленно!
Все недоуменно смотрели на меня. Рис и Хэкет стояли у двери, остальные сидели на брезентовых сиденьях.
– Кого? – спросил Хэкет.
– Мула, ублюдок! – заорал я на него. – Думаете, я без него полечу?
Рис направился ко мне:
– Спокойно, Фаррел, мы не можем взять мула.
– Или вы его берете, или мы все остаемся. Вы даже не распрягли его…
– Ладно, мы его распряжем, но взять…
– Или берем его, или я не полечу.
– Опомнись, парень. – сказал Хэкет. – Я очень хорошо отношусь к животным, но, черт побери, всему есть предел.
Если бы я не был так взвинчен, я бы все понял. Но Джордж был для меня чем-то большим, чем просто мул. Он помог мне выбраться из Санто-Франциско, и я не мог бросить его здесь на верную погибель. Я кинулся к двери и распахнул ее. Сансевино схватил меня за руку:
– Не нужно так расстраиваться из-за мула. Это всего лишь мул. В самолете ему будет плохо, и. кроме того, его не втащить внутрь.
Он разговаривал со мной как с ребенком, как доктор со строптивым пациентом. И вся моя ненависть к этому человеку вспыхнула с новой силой.
– Понравилось бы вам тащить сломанную повозку, набитую до отказа, а потом оказаться брошенным и умереть мученической смертью?
– У вас слишком богатое воображение. Это всегда доставляло вам уйму неприятностей. Вы забыли, что это животное, а не человек.
У меня вдруг возникла шальная мысль запрячь этого мерзкого доктора в повозку и оставить здесь. И я невольно усмехнулся.
– Возьмите себя в руки, Фаррел, – сказал он таким тоном, каким врачи разговаривают с сумасшедшими.
Я видел его глаза, расширившиеся от страха, видел его нос, разбитый Роберто, а потом я уже ничего не видел, так как ной собственный кулак крушил его физиономию. Когда я увидел его снова, он валялся на металлическом полу с окровавленным лицом. Меня трясло, перед глазами все расплывалось, к горлу подступала тошнота. Как бы издалека я услышал свой голос:
– Возьмите мула в самолет.
Хэкет и Рис посмотрели на меня, потом, ни слова не говоря, выпрыгнули из самолета. Я выпрыгнул за ними и, найдя несколько досок, соорудил помост. Хэкет уже возвращался с мулом. Я пошел им навстречу, погладил животное по бархатной морде и, успокаивая его, повел в самолет. Нам удалось быстро с этим справиться, без особого труда. Я взглянул на Сансевино. Он прикрывал лицо окровавленным платком и злорадно смотрел на меня и мула.
– Только посмейте его тронуть, и я вас убью, – пригрозил я.
– С мулом все будет в порядке, – заверил меня Хэкет.
Я стоял, глядя на Сансевино. Мои нервы были напряжены до предела. Подошла Хильда и отвела меня в кабину. Я услышал, как щелкнула, закрываясь, дверь. Я занял место пилота, руки легли на рычаги управления.
– Я могу чем-то быть полезен? – спросил Рис.
– Все в порядке. Иди и не спускай глаз с этого проклятого доктора.
Мне не хотелось, чтобы Рис видел, как меня сотрясает дрожь. Он ушел, и я сказал Хильде:
– Пойди скажи, чтобы все пристегнули ремни, и закрой дверь кабины.
Она выполнила мое поручение, вернулась в кабину и, закрыв дверцу, села рядом.
Я нажал кнопку стартера. Ожил левый мотор, через мгновение заработал и правый. Туча пыли заполнила импровизированный ангар. Шум стоял жуткий. Совершенно автоматически я провел привычную проверку: щитки, руль, масло, бензин, тормоза – все.
Наконец я развернул самолет носом к вилле и, отпустив тормоза, прибавил оборотов, одновременно следя за показаниями приборов. До меня доносились испуганные вопли мула, цокот его копыт по металлу. Потом я сбавил обороты и, пока винты работали на этих оборотах, вытер вспотевшие руки.
Хильда осторожно коснулась моей руки. Я взглянул на нее, она улыбалась. Это была улыбка дружбы и доверия. Потом она подняла большой палец и кивнула. .
Я развернулся к дороге – она пролегала между ровными рядами виноградника, засыпанная пеплом, а в конце се находилась вилла и лава. Я хотел было взлетать с того конца, где была вилла, но прибавил газа и добавил оборотов, потому что понял: если сейчас не взлечу, нервы мои не выдержат. Сейчас или никогда. Я отпустил тормоза, почувствовал, что самолет двинулся, проверил состояние двигателей и поставил ноги на педали; моя левая рука сжала штурвал. Меня не покидало беспокойство. Как поведет себя самолет, набрав скорость? Какие ухабы могут возникнуть под этим проклятым ковром из пепла? Но пути к отступлению не было, и я дал полный газ. Пепел разлетелся во все стороны. Виноградники остались позади. Я нажал на педаль, чтобы поднять хвост, и самолет закачался, а хвост начал опускаться. Я сосредоточил все свое внимание на руле, и хвост наконец поднялся. Мы оторвались от земли. Вилла с ее красной крышей проплыла под нами. И вдруг самолет стало швырять вверх и вниз- Я понял, что мы попали в струю горячего воздуха над лавой. Неожиданно все пришло в норму. Самолет лег на курс, и я с удовлетворением отметил про себя, что летать я еще не разучился.
В этот момент Хэкет ворвался в кабину:
– Фаррел, небольшая неприятность. Проклятый мул. Как скоро мы сможем приземлиться?
– Что случилось? – спросил я, делая вираж и поворачивая к морю.
– Этот парень, доктор. Он тяжело ранен. Мул лягнул его.
– Лягнул Сансевино? – Я чуть не расхохотался, но вместо этого заметил с усмешкой: – Этот мул, оказывается, злопамятный.
– Не валяйте дурака. Он довольно плох.
Я выровнял самолет и направился вдоль берега к Неаполю.