– Разве мы можем быть уверены в том, что ты действительно знаешь, как можно выбраться отсюда? – сказал Рис. – Если ты знаешь, то почему до сих пор не выбрался?
– Потому что я могу это сделать только вместе с вами. «Знать» еще не значит «мочь». Если окажется, что я не знаю, то вы будете вправе не выполнить свою часть договорных обязательств.
– Ладно, – ответил Хэкет.
Сансевино посмотрел на Риса и на меня. Я в свою очередь посмотрел на Хильду и кивнул. Рис сказал:
– Договорились. Итак, как мы отсюда выберемся?
Но Сансевино не спешил раскрывать свой план. Он не верил нам, а потому взял лист бумаги и заставил Риса составить документ, которым мы удостоверяли, что он действительно Ширер и что он сделал все, чтобы помочь нам найти Тучека и Лемлина, и что Роберто был застрелен в целях самообороны. Это было так похоже на то, что произошло на вилле «Д’Эсте»! Казалось, время повернулось вспять.
– Очень хорошо, – сказал Сансевино, пряча бумагу в карман. – Но вы дали мне еще и слово джентльмена? И ваше, мисс Тучек? – Мы все кивнули. – И вы гарантируете, что Максвелл и двое других присоединятся к вашему обещанию? – Мы опять кивнули. – Тогда приступим к делу. В сарае стоит самолет.
– Самолет? – удивился Хэкет. Хильда даже подпрыгнула:
– Какая же я дура! Теперь мне понятно, что хотел сказать мне Максвелл по дороге.
Я припомнил, как Джина спросила Сансевино о самолете, а тот ответил, что Эрколь уехал на джине в Неаполь.
– Но кто поведет? – спросил Рис. – Максвелл не может. Тучека и Лемлина вы накачали наркотиками.
Сансевино покачал головой:
– Его поведет мистер Фаррел.
– Я?! – Я с удивлением уставился на него.
– Вы же летчик, – сказал он.
– Да, но… – Пот залил мне глаза. – Это было давно. Я не летал бог знает сколько времени. Я забыл расположение приборов… Проклятье! У меня тогда были обе ноги. Я не могу лететь.
– Но лететь тебе все-таки придется, – сказал Рис.
– Я не могу, это невозможно, вы что, хотите разбиться? Я не смогу оторвать эту машину от земли.
Хильда подошла ко мне и обняла за плечи:
– Вы были одним из лучших пилотов Британии. Стоит вам сесть в кабину, и вы все вспомните.
Она в упор смотрела на меня, стараясь внушить мне уверенность в успехе.
– Не могу, – сказал я. – Это слишком рискованно.
– Но не оставаться же умирать здесь, – поддержал ее Хэкет.
Я оглядел их лица. Они стояли вокруг, видя мой страх, но вместе с тем укоряя меня за то, что я не хочу вытащить их отсюда. Я вдруг почувствовал, что ненавижу их всех. Почему я должен лететь на этом проклятом самолете, чтобы спасти их шкуры?
– Надо подождать, пока Тучек придет в себя, – услышал я свой голос. – Пока он выйдет из…
– Это невозможно, – отрезал Сансевино.
Хэкет подошел ко мне и похлопал по плечу. И, выдавив из себя улыбку, сказал:
– Давай, парень. Уж если все мы готовы рискнуть…
Рис прервал его и злобно вопросил, обращаясь ко мне:
– Может, ты хочешь, чтобы мы все подохли здесь?
– Я не могу летать, – с усилием произнес я. – Я просто не смею. – Я чувствовал: еще минута, и я разражусь рыданиями.
– Из-за того, что ты трусишь, мы должны подыхать здесь, как кролики? – заорал Рис. – Ты – жалкий трус!
– Не смейте так говорить, – оборвала его Хильда. – Он сделал больше, чем любой из нас. С самого начала извержения он старается спасти нас. Это вы привели к Маку доктора Сансевино? Вы поспешили поскорее вымыться. А Дик сегодня дважды смотрел смерти в лицо. И вы еще смеете называть его трусом! Вы ничего, ничего не сделали, вот что я вам скажу, – ничего! – Она умолкла, с трудом переводя дыхание. Потом взяла меня за руку: – Идемте, надо умыться и привести себя в порядок. Мы сразу лучше себя почувствуем после этого.
Я пошел за ней наверх, в ванную. Единственное, чего я хотел, – это забиться в угол и чтобы меня оставили в покое. Я желал бы опять оказаться на крыше. Я желал, чтобы лава настигла меня и наступил конец.
– Я не могу летать, – сказал я.
Она ничего не ответила и пустила воду в ванну:
– Раздевайтесь, Дик. – А когда я заколебался, топнула ногой: – Да не будьте вы таким глупым! По-вашему, я не знаю, как выглядит обнаженный мужчина. Я же была медсестрой. Так что оставьте эти глупости.
Думаю, она понимала, что я не хотел, чтобы она увидела мою ногу, потому что вышла, сказав, что поищет для меня какую-нибудь одежду. Через некоторое время она приоткрыла дверь и просунула мне чистое белье. А когда я уже одевался, она вошла в ванную комнату и помылась сама.
– Ну, теперь вы себя чувствуете лучше? – спросила она, когда я застегивал пуговицы рубашки.
Вытирая лицо полотенцем, она вдруг рассмеялась:
– Не смотрите так трагически! – Она поднесла к моему лицу зеркало. – Поглядите на себя. Теперь улыбнитесь. Уже лучше. Дик, вы должны лететь.
Я ощутил волну гнева, поднимающуюся во мне.
– Дик, пожалуйста, ради меня. – Она заглянула мне в глаза. – Неужели я для вас ничего не значу?
И тогда до меня дошло, что она для меня – все в этом мире.
– Вы прекрасно знаете, что я люблю вас, – пробормотал я.
– Тогда ради нашего спасения. – Она улыбнулась мне сквозь слезы. – Вы думаете, я смогу воспитывать ваших детей, если сгорю под двадцатифутовым слоем лавы?
И вдруг, даже не знаю отчего, мы оба засмеялись. Я обнял ее и поцеловал.
– Я буду все время рядом, – сказала она. – У тебя все получится. Я знаю: получится. А если нет… – Она пожала плечами. – Все произойдет очень быстро, мы даже не успеем осознать, что случилось.
– Хорошо, я постараюсь. – Но душа у меня ушла в пятки при одной только мысли о том, что я снова сяду за штурвал.
Мои воспоминания о том, что происходило потом, сумбурны и смутны. Мое паническое настроение уступило место сильному возбуждению, когда мы вернулись в комнату, где находились все, и Хильда сообщила, что я согласен лететь. Все смотрели теперь на меня по-новому, с уважением. Из отверженного я превратился в вождя. Теперь я давал указания: сделать носилки для Максвелла и запрячь Джорджа в повозку, чтобы везти к самолету Тучека и Лемлина. Ощущение власти придавало мне уверенности. Но власть предполагала серьезную ответственность.
Я думал об этом, пока мы тащились по засыпанной пеплом дороге к виноградникам. И чем больше я думал, тем сильнее меня обуревал страх. Возникшая было уверенность улетучилась. Но боялся я не смерти. Я боялся, что не смогу выполнить того, что обещал, в последний момент струшу. Я опасался, что, сев в кресло пилота и взглянув на приборы, приду в замешательство и ничего не смогу. Мне кажется, Хильда это поняла, потому что стала ласково гладить меня по руке, стараясь придать мне силы.
