– Ты бежал с Сансевино.
– Это ложь!
– Это правда. Спроси этих людей.
– Но я был на вилле. Я знаю Ширера. Мы вспоминали наш побег. Никто, кроме Ширера, не мог…
– Ты бежал с Сансевино. Он повернулся к Хэкету:
– Может быть, вы объясните мне, что за ерунду несет этот человек? Это Ширер, не так ли?
Голос у него дрогнул, когда он увидел выражение лица Хэкета.
– Я не знаю, кто этот парень, и мне на это наплевать, но я знаю точно, что, если этот ублюдок попадет ко мне в руки, я убью его.
На дне повозки шевельнулся Максвелл. Слегка приподнявшись, он заговорил:
– Алек, это ты? Дик прав. Этот человек – Сансевино. Задержи его. Там,.. – Он хотел еще что-то сказать, но не мог. .
– Что он хотел сказать? – спросил Хэкет.
– Не знаю, – ответила Хильда. – Он без сознания. Надо добраться до виллы.
– Да. – Хэкет велел всем садиться в повозку. – Надо поскорее его привезти. А заодно и выпить.
Мы забрались в повозку, и Джина взмахнула вожжами. Рис сидел с обескураженным видом. Я понимал, что с ним происходит. Он вспоминал ту ночь, когда они бежали. Ширер ушел первым, а он – спустя полчаса, как они встретились и пошли дальше вместе. Он вспоминал мельчайшие подробности, но теперь они представлялись ему в новом свете, и только сейчас он понял, что человек, с которым он бежал, убил его друга.
– Забудь об этом, – сказал я. – Сейчас и без того есть о чем беспокоиться.
Он посмотрел на меня. Думаю, что в этот момент он меня ненавидел. Он ничего не ответил, а просто сидел и смотрел на меня, потом отвернулся и стал смотреть на лаву.
Никто не проронил ни слова, пока мы ехали к вилле. Тишину нарушал только плач ребенка на руках у Хильды. Он плакал не переставая всю дорогу до виллы.
Мы перенесли Максвелла на кушетку около двери. Тело Роберто по-прежнему лежало здесь. Пока Тучека и Лемлина препровождали наверх и укладывали в постель, Хильда принесла воды и теперь обмывала лицо Максвелла.
– Давайте я это сделаю, – сказал я, – а вы посмотрите, что с вашим отцом.
Она покачала головой:
– С моим отцом все в порядке. После наркотиков он в небольшом трансе.
– Для него будет лучше, если он и останется в таком состоянии. Это было бы лучше для любого из нас, – сказала Джина.
Она посмотрела на Максвелла. Лицо его, вымытое Хильдой, было мертвенно-бледным, а искусанная губа – просто кровавым месивом.
– Морфий нужен? – спросила Джина.
– Морфий? – переспросила Хильда.
– Да, да, морфий. Я знаю, где он. Хильда посмотрела на Мака и сказала:
– Думаю, что он потребуется позже, когда Максвелл придет в себя.
Джина вышла.
– Что будем делать дальше? – спросил Рис.
– Я полагаю, умоемся, – ответил Хэкет. – Мы почувствуем себя намного лучше, когда смоем с себя эту грязь.
– Но что-то мы нес-таки сможем сделать? Наверное, здесь должен быть телефон.
– Ну и что же из этого? Вы же не вызовете сюда такси.
– Но я позвонил бы в Помильано. А вдруг самолет сможет здесь сесть. Здесь есть ровная, довольно длинная дорога, ведущая к вилле.
– Это шанс, – пробормотал Хэкет. – Но вряд ли пилот пойдет на такой риск.
– Попробовать-то можно.
Мы прошли за ним в холл. Телефон был на полочке у стены, и мы видели, как Рис подошел к нему и снял трубку. На какой-то миг в нас вспыхнула надежда. Потом он перестал стучать по рычагу, и надежда угасла. В конце концов он бросил трубку:
– Наверное, это воздушка.
– Даже если бы был кабельный телефон, он тоже вышел бы из строя. При такой температуре плавятся все провода. Ну, я пошел мыться, – сказал Хэкет.
Через открытую дверь я увидел Джину и Джорджа, одиноко стоящего около крыльца. О нем все забыли. Я вышел и погладил мула по бархатной спине. Как хорошо, думал я, не ведать, что тебя ждет впереди. Я отвел его в конюшню на случай, если вдруг начнут сыпаться камни, и поставил перед ним корзину с аспарагусом, затем вернулся в лом, чтобы выпить.
Хильда сидела с Максвеллом. Кто-то убрал тело Роберто.
– Как он? – спросил я.
– Он на мгновение пришел в сознание и пытался мне что-то сказать, но тут же снова впал в забытье.
Лицо Максвелла было совершенно белым, я заметил капающую на пол кровь.
– Вы можете остановить кровотечение? Она покачала головой:
– Нога в сплошных ранах до самого бедра. Я подошел к столу и налил ей коньяку:
– Выпейте. Вам это поможет.
Она взяла бокал;
– Спасибо. Я ужасно боюсь, что что-то не так сделала. Мне никогда не приходилось иметь дело с переломами костей. Ему адски больно.
– Но вы ведь не виноваты, – сказал я и налил себе.
Мне казалось, что в данной ситуации лучше всего было бы напиться до потери сознания. И не заметишь, как тебя накроет лава. Мы можем накачать его наркотиком, и он не будет чувствовать боли. Я выпил свой коньяк и налил еще. Потом налил снова Хильде. Она пыталась остановить меня, но я сказал:
– Не валяйте дурака. Пейте. Тогда вы не будете так остро воспринимать происходящее…
– А может, все-таки есть шанс… – Она не закончила фразу и посмотрела на меня своими большими серыми глазами.
Я покачал головой:
– Лава, конечно, может остановиться, но не думаю, что это произойдет.
– Если бы только здесь был доктор…
– Доктор?
– Да. Я не стала бы так волноваться, если бы ногой Максвелла занялся настоящий доктор.
Я допил второй бокал и почувствовал себя лучше.
– Вам нужен доктор? Вы действительно перестанете волноваться, если появится доктор?
– Да, но…
– Ладно, я достану вам доктора. – Я налил еще один бокал, выпил и направился к двери. – Я привезу вам лучшего хирурга Италии.
– Не понимаю, куда вы собрались, Дик?
– Я собираюсь найти доктора Сансевино.
– Пожалуйста, не надо.
– Вам нужен доктор или нет? Она колебалась.
– Он чертовски хороший хирург, уж я-то знаю.
– Пожалуйста, Дик, не поддавайтесь отчаянию. Я не хотела… – Потом она поняла, что я жду ответа. – Да, приведите его, если сможете.
Я нашел Джорджа, взгромоздился на него, и мы потрусили по дороге. Я давно ничего не ел, и у меня кружилась голова.
Мы выехали на дорогу, ведущую в Санто-Франциско. Вся деревня, за исключением нескольких домов на самой окраине, исчезла. На месте деревни не было ничего.
Я хотел вернуться, мне необходимо было выпить для поддержания сил. Но, взглянув в сторону Авина, я заметил одинокую фигуру, бредущую мне навстречу. Это был Сансевино. Я достал из кармана Джинин пистолет. Но он был ни к чему. Сансевино был так напуган, что обрадовался нашей встрече. Мне кажется, он в любом случае пришел бы на виллу. Он просто не мог оставаться наедине с собой. Мне вспомнилось, как чувствовал себя я в полном одиночестве на крыше.
