– Обругайте его по-итальянски. Причем как следует, иначе его не заставить двигаться быстрей.
– Давай! – закричал Хэкет. – Вперед!
– О, вы не понимаете, что я имею в виду под ругательствами. – Она подвинулась к Хэкету, взяла вожжи, хлестнула мула и принялась орать на бедное животное. Поток ее ругательств был неиссякаем, причем многих из них даже я не знал.
Джордж прижал уши и внезапно побежал рысцой.
– Ну вот, теперь, можно сказать, мы едем.
Должно быть, мы являли собой весьма необычное зрелище: повозка, катящаяся по земле, покрытой толстым слоем пепла. Джина, стоящая в ней, как в колеснице, гордая и властная, с развевающимися по ветру волосами. И вулкан, изрыгающий нам вдогонку красное пламя.
– Мне кажется, он очень добрый. – сказала Хильда.
– Кто?
– Везувий. Он больше не швыряется горячими камнями.
Я кивнул: она накрыла ладонью мою руку
– А теперь расскажите мне, что произошло, когда вы побежали за тем человеком?
Когда мы миновали последние засыпанные пеплом дома, я оглянулся на Санто-Франциско. Никогда в жизни я не покидал какого-либо места с таким удовольствием, И я рассказал ей все, что произошло со мной на крыше того злополучного дома. И на протяжении всего моего рассказа я то и дело поглядывал на Тучека. Он был неузнаваем и похож на старика с безжизненными глазами. Его спутник, лысый, с голубыми, словно фарфоровыми, глазами, выглядел так же. Когда я закончил свой рассказ, Хильда чуть слышно сказала:
– Вам повезло, Дик. Я кивнул:
– Эта чертова свинья улизнула с документами вашего отца.
– Какое это имеет значение! – воскликнула она. – Вы живы. Это главное! И я думаю, он далеко не уйдет, теперь это ему не удастся.
– Вы знаете, что он сделал с вашим отцом?
– Да, кое-что знаю. – Ее глаза помрачнели. – Всего он мне не расскажет. Они с Лемлином приземлились в Милане. Их встретил Сансевино и еще один человек, оба с пистолетами. Они связали отца и генерала и отвезли на ту самую виллу, где мы нашли вас. Потом он заточил отца в башню, приковал цепью к стене и начал пытать. Когда Сансевино узнал, что у отца при себе ничего нет, а то, что ему нужно, находится у вас, он их бросил. Старик Агостиньо каждый день кормил их. Вот и все. Они больше никого не видели, и только потом появились графиня и Максвелл. – Она крепко стиснула мне руку и, еще больше понизив голос, сказала: – Мне кажется, он хочет сказать нам, что сожалеет, что втянул вас в эту историю. Он сам скажет вам это, когда поправится.
– Это ничего, – сказал я. – Мне только жаль…
– Только не корите себя, пожалуйста. И еще прошу прощения за то, что так глупо вела себя в Милане. И в Неаполе. Тогда я не понимала… – Голос у нее дрогнул, а глаза наполнились слезами. – Вы были удивительны, Дик.
– Дело в том, что я ужасно трусил. Этот человек, называющий себя Ширером…
– Я знаю. Мак рассказал мне о вилле «Д’Эсте».
– Понятно.
– Ничего вам не понятно, – сказала она сердито. – Получается, что то, что вы сделали… – Она помедлила, подбирая нужные слова, но, не найдя их. сказала: – Я не могу это выразить словами.
Кровь быстрее побежала по моим жилам. Она верит в меня. Она не похожа на Элис. Она верит в меня. Она дает мне надежду на будущее. Я стиснул се руку. Серые глаза, глядевшие на меня, были полны слез. Она поспешно отвернулась и, видимо, стерла пыль с лица, потому что я вдруг увидел веснушки у нее на щеках. Я посмотрел назад, на Санто-Франциско и вдруг обрадовался, что побывал там, как будто вулкан своим пламенем выжег из меня весь страх и внушил мне уверенность в себе.
– Стойте! – крикнул Хэкет Джине.
Джина натянула вожжи, Хэкет спрыгнул с повозки и подобрал что-то валявшееся на обочине в пыли.
– Это малыш, – сказала Хильда.
– Какой малыш?
– Малыш, которого мы видели, когда ехали в Санто-Франциско.
Хэкет поднял малыша и протянул его Хильде. Она взяла его на руки. От испуга он широко открыл свои карие глазенки, улыбнулся, закрыл их опять и уютно устроился у нее на груди.
Мы покатили дальше. Я перехватил взгляд Максвелла, смотревшего на меня. Его нижняя губа была искусана, в крови.
– Еще далеко? – спросил он, и я с трудом узнал его голос.
Я посмотрел вперед - уже была видна вилла вдали, а за ней – прямая, обсаженная деревьями дорога, ведущая в Авин, и сам Авин, лежащий в руинах под облаком пыли.
– Не очень.
Я не стал говорить ему о громадной лаве, подступающей к деревеньке.
Позади виллы, чуть левее, воздух клубился от жара лавы. И дальше тоже была лава и ничего больше.
– Как ноги? – спросил я.
– Хуже некуда.
Его лицо было скрыто под маской, образовавшейся от смеси пыли и пота, которая растрескалась, как только он заговорил.
– Нужен морфий, – шепнула мне Хильда. Я посмотрел на Джину.
– На вилле наверняка найдется, – ответил я. Максвелл, должно быть, услышал мои слова и сказал:
– Не время. Мы должны выбраться отсюда, прежде чем эта лава поглотит нас. Я потерплю.
Повозку тряхнуло, и он непроизвольно вскрикнул. Его качнуло, и он вцепился рукой в колено Хильды. Она взяла его руку и держала ее в своих руках, а повозку то и дело бросало из стороны в сторону, и каждый раз при этом он корчился от боли и кусал губу.
Мы въехали в Авин, и вдруг стало еще жарче, а воздух был пропитан пылью. Та же самая картина, что и в Санто-Франциско.
Повозка остановилась, и я услышал, как Джина спросила:
– Что же теперь делать?
Я увидел узкую деревенскую улочку, забитую повозками. Проехать было невозможно. Хэкет сказал:
– Нужно найти объездной путь. Пошли, Фаррел. Помните, что я говорил: два потока лавы соединились. Идем, парень. Мы не можем сидеть сложа руки.
Я кивнул и слез с повозки. Культя моей ноги ужасно болела, когда я находился в вертикальном положении. Она была стерта в кровь, а попавший в протез камешек или еще что-то причиняло при ходьбе невероятную боль.
– Что я должен сделать? – спросил я.
А желал я только одного: сесть и ждать конца. Я был в мире с самим собой. Хильда верила в меня, а это так здорово, когда в тебя верят. Я очень, очень устал.
– Этот поток лавы движется справа, нам надо найти место, где можно его объехать. – Голос Хэкета казал мне далеким и нереальным.
Я провел рукой по лицу.
– Там нет дороги, – сказал я устало. Он схватил меня за плечи и встряхнул:
– Возьми себя в руки. Если мы не найдем дороги, то поток из Санто-Франциско настигнет нас. И мы медленно истлеем. Мы должны выбраться.
– Ладно, – сказал я.
– Так-то лучше. Ждите здесь. Мы скоро вернемся. Беженцы были похожи на беженцев военных времен.
