Мастер Эдвард уже уехал с семьей в Кордесвилль. Он должен был вернуться в субботу утром и предупредил мистера Джонсона, что если к тому времени я не отправлюсь с мистером Стюартом, то он даст мне еще тридцать плетей. Лили сбегала за Джоном, который сидел у реки и делал наброски рабов, трудившихся на рисовых полях. С хмурым видом он зашел в комнату, уселся рядом с постелью, скрестив на груди руки, и не произнес ни слова. Я же чувствовала себя слишком слабой, чтобы дерзить. По правде сказать, мне нравилось, когда он смотрит на меня своими светлыми печальными глазами.
Наверное, в глубине души всем людям иногда нравится, когда их жалеют.
Он попросил Лили, не оставит ли она нас одних на пару минут, и та вышла из комнаты. Он прощупал мой пульс, затем смочил водой полотенце и положил мне на лоб. Он сказал, что мой папа точно так же когда-то лечил его самого, почти двадцать пять лет назад, и еще он сказал, что никогда себя не простит за то, что позволил задать мне порку.
— Вам не стоит все время извиняться. — Я улыбнулась.
— В любом случае я никогда не стал бы силой заставлять тебя ехать со мной.
— Так вы уедете?
— Сам не знаю. Наверное, я останусь до воскресенья и пойду на обед к Эдварду. Надеюсь, к тому времени ты передумаешь. Ты не можешь здесь жить. Ты сама это знаешь.
— Знаю, но уехать все равно не могу, — возразила я.
— Наверное, я этого никогда не пойму. Морри, конечно, это важное решение, и я готов ждать тебя столько, сколько потребуется. Я могу уехать в Чарльстон, подождать там пару дней, а затем вернуться сюда. Я могу возвращаться все время. Разве ты не понимаешь… Я просто не могу оставить тебя здесь.
Очень скоро Джон узнает о нашем побеге. Тогда у него больше не будет нужды мне помогать.
— Подождите одну неделю, — сказала я ему. — Если к тому времени я не пришлю весточку, тогда уезжайте без меня. Я понимаю, это звучит глупо, но сделайте так, как я говорю.
— Хорошо, я так и сделаю. Но как же быть с Эдвардом? Он наверняка разозлится, если ты не уедешь со мной.
— Не тревожьтесь, я справлюсь, — убедительным тоном заверила я, но, по правде сказать, я пока не знала, что будет. Впрочем, об этом мне пока не хотелось думать, и поэтому я спросила: — А как же вы? Вернетесь в Нью-Йорк, когда закончите здесь с делами?
— Да. Твой отец и впрямь мог отправиться на север. Наверняка я сумею его отыскать. Но если он опять угодил в рабство, я добьюсь для него свободы. Тогда, если ты все же решишь остаться здесь, мы вдвоем вернемся за тобой. Обещаю. Я прошу лишь об одном: если получишь от него весточку, сразу напиши мне. Я оставлю тебе свой адрес. И вот еще о чем я тебя хотел попросить… Хотя не знаю, возможно ли это…
— Что?
И тогда он спросил, может ли он меня поцеловать. Еще никогда белый не целовал меня в щеку. Поцелуй оказался нежным и чуть-чуть опасным, — так делают дети, когда их никто не видит.
В субботу с утра все пошло наперекосяк. Ткач разбудил меня на рассвете и сказал, что Багбенд, Люси и Хоппер-Энн передумали насчет побега. Они заявили, что видят дурное предзнаменование в том, что меня выпороли. Суит и Сол также готовы передумать. Хуже того, они поговаривают о том, не донести ли мистеру Джонсону о побеге.
Ткач заявил, что если я не встану и не поговорю с ними, тогда от побега придется отказаться. Но когда я поднялась на ноги, голова закружилась, и я чуть не упала. Поэтому я сказала Ткачу, что встречусь с ним в полуденный перерыв и поговорю с Багбендом, Солом и Суитом.
Конечно, это было рискованно. Мистер Джонсон наверняка удивится, с какой стати я отправилась в поле… Но тут уж ничего не поделаешь.
Я попросила Лили заварить мне крепкого ромашкового настоя, но даже это не сняло боль. Около одиннадцати часов приехал мастер Эдвард и взбеленился, узнав, что я все еще здесь. Он ворвался ко мне в комнату и сорвал с меня покрывало со словами, что если я сию же минуту не оденусь и не уеду из Ривер-Бенда, то он опять прикажет меня выпороть. В дверях он сплюнул на пол и заявил, что никогда не встречал такой упрямой негритянки.
Лили опять сбегала за Джоном. Я надеялась, что он попросит мастера Эдварда о снисхождении. Сегодня явно был поворотный день в моей жизни. Если сейчас я уеду с Джоном, то потом навсегда застряну в Ривер-Бенде, и никто больше не сможет сбежать, потому что если уж Ткач начал подумывать о неудаче, значит, дела и впрямь шли скверно.
Когда Джон вошел в комнату, я попросила Лили оставить нас наедине и велела ему закрыть дверь. Затем я шепотом рассказала ему о побеге и объяснила, что мне никак нельзя сегодня уезжать из Ривер-Бенда, потому что нужно переубедить всех остальных.
Говорить о таких вещах с белым было для меня невероятно сложно. Я ожидала, что он тут же кликнет мастера Эдварда. Я даже сказала, что пойму, если он поступит именно так, но все же надеялась, что ради отца он меня не выдаст.
— Морри, — вздохнул он. — Уж если я ни слова не сказал о том меде, который твой отец давал Большому и Маленькому Хозяину Генри, то с какой стати мне рассказывать о твоем побеге?
При этих словах сердце чуть не вырвалось у меня из груди. Я заставила его повторить, потому что решила, что ослышалась. Тогда он объяснил, каким образом обо всем догадался. Я тут же заверила, что папа сам никого не убивал.
— Да, конечно, он рассказал мне про мед, но поклялся, что непричастен к убийству.
Джон сказал, что и об этом он тоже догадался. Он утверждал, что первым убийцей была миссис Холли, а вторым — миссис Анна.
— Так вы проследите, чтобы я осталась в Ривер-Бенде? — попросила я.
— Я поговорю с Эдвардом и придумаю какую-нибудь причину. А теперь скажи, какое у вас есть оружие?
Я рассказала про мушкеты, пистоли и сабли.
— Вы умеете ими пользоваться?
— Ткач умеет. Он кое-кого обучил. И мне тоже показал.
— А порох?
— Полно, — заверила я его.
— И где вы все это храните?
— Под большим крыльцом. Я взяла себе только один пистолет.
— Здесь? Где?
— Под кроватью.
— Это безумие! Если они его найдут, тебя повесят. Отдай его мне.
Я посмотрела на него. Он протянул руку.
— Отдай его мне. Я скажу, что он мой. Не волнуйся, я оставлю его у себя в комнате под кроватью. Можешь забрать его перед побегом.
Я по-прежнему сомневалась. Он хрустнул пальцами.
— У меня оружие будет в безопасности. Я тебя не предам. Клянусь памятью твоего отца. Дай мне пистолет!
Я слазила под кровать и протянула ему оружие. У меня было такое чувство, что я вручаю ему свою жизнь, и мне это очень не нравилось.
Глядя, как он сжимает пистолет в руках, я поняла, что также должна отдать ему отцовское письмо. В конце концов, оно было адресовано ему. Поэтому, когда Джон ушел, я выскользнула из дома и отправилась в лес. Там, достав письмо из тайника, я расплакалась. И все же я отдала письмо не сразу, потому что знала: после этого мы навсегда будем с ним связаны отцовской просьбой. Мне это было очень не по душе, и потому я набралась храбрости лишь к вечеру. Прочитав письмо, Джон сперва лишился дара речи. Он сидел, сжимая голову руками. Когда он, наконец, протянул мне письмо, я прочитала его от первой до последней строчки и похолодела. Теперь я знаю, что он не сбежал на Север. Я больше никогда его не увижу. Я стала сиротой. И мне не нужен был никакой другой отец, даже тот, которого папа сам выбрал для меня.
