на прогулку или в храм их вели в окружении надсмотрщиков – чтобы не сбежали. Если иные оказывались покладисты и сумели понравиться самодуру, Страшинский мог одарить платьем или монетой. Когда надоедали – выставлял немедля. Слез не терпел, за крики – порол. Нескольких бывших любовниц сам выдавал замуж. Гневить барина было опасно, хотя Страшинский и не был столь изощрен, как Салтычиха. Но и от его наказаний рыдали по несколько дней.
Страшинский любил новизну, поэтому крепостные фаворитки у него надолго не задерживались. Но и оставаться в одиночестве он не собирался. Крестьянин Эсаул Ганах (это экзотическое имя задокументировано в документах следствия) должен был в определенный срок привезти «новеньких». Отобрать и доставить барину. Впоследствии, на суде, крестьянин лил слезы и уверял, что ни о каком насилии ничего не слышал. И роль его была маленькая: указал хозяин, что требуется ему 2–3 девы, так он и привез. А для чего – кто же знает? Вдруг в доме полы нужно помыть…
За долгие «гаремные годы» Страшинский опробовал практически всех своих крестьянок. Ресурс был исчерпаем, ведь в его распоряжении находились не десятки тысяч женщин. Со временем возникли сложности – в Мшанцах не осталось ни одной приметной кандидатуры. В дом Страшинского возили даже юных девочек, 12–13 лет. Иногда его «вербовщик» безуспешно метался от дома к дому, а помещик сердился в своей усадьбе: что ж так долго? И выезжал на поиски сам. В таком случае он бывал крайне неразборчив. В повозку отправлялись и зрелые женщины, и уже побывавшие в его владениях.
Понимая, что пожаловаться совершенно некуда, крестьяне решили попытать счастья у священника Ящинского. Тот, как представитель Церкви, должен был сурово осудить блуд и насилие. Во Мшанцах, говорили селяне, не осталось дома, откуда не направили бы Страшинскому дочь, сестру или жену. Ящинский решил проверить сведения и направил на разбирательство сотника Павла Крившуна. И тот дал точно такие же показания. Тогда священник подал жалобу выше. В тот момент и началось расследование преступлений Страшинского.
«Эсаул Ганах сообщил, – записали 12 сентября 1846 года, – что приводил к Страшинскому крепостных… Но что с ними он делал, не знает и от них не слыхивал».
Поначалу следователи воодушевились: материала было – хоть отбавляй. Почти пятьсот свидетельств! Страшинский накуролесил на приличный тюремный срок, но… спустя несколько месяцев, неловко топчась и потупив взор, крестьяне начали забирать бумаги со своими признаниями. Каждый уже столкнулся с угрозами со стороны помещика, реже – с посулами оплатить «хлопоты».
Однако следователи были неумолимы. Они уже подсчитали, что Страшинский соблазнил или изнасиловал почти четыреста женщин в округе. Вызывали для показаний и его супругу, которая клятвенно заверяла: поклеп. Злой сговор неприятелей! Душа-Виктор ей всегда был верен…
Страшинский держался спокойно и уверенно. Стратегию защиты построил на трех китах: он дворянин, и такое поведение непозволительно для человека его сословия, он стар (а разбирательство велось, когда ему исполнилось больше шестидесяти лет), и он болен. Какие женщины сотнями? Он едва на ногах держится. И добавлял – все затеянное якобы придумано священником и сотником. Исключительно чтобы навредить Страшинскому. Ящинский, к слову, от показаний отказался. Болтали, что помещик обещал ему лично поджечь дом.
Расследование затягивалось, результата не было. Пришлось заново, дотошно и долго, опрашивать крестьянок и членов их семей. И после новых расспросов крепостные начали возвращаться к своим самым первым показаниям: да, все было. Да, Страшинский «жил с их женами». А две крестьянки, Федосья и Василина, 13 и 14 лет от роду, после поездки в барский дом скончались. Обе девочки умерли от сильного кровотечения – Федосья почти сразу, Василина – спустя несколько дней. Тетка последней, крестьянка Горенчукова, рассказывала, что девочку бросили у порога дома в одной рваной рубашке. Спасти ее было бы возможно, окажи ей помощь сразу.
Более того, похождения помещика обнаружили и в селе Кумановка, которое ему также принадлежало. Появились свидетели, которые рассказали: «слышали, что помещик Страшинский… требовал к себе крестьянок… и имел с ними отношения». Всплыло еще одно обстоятельство – оказывается, на помещика уже подавали жалобу из-за ненадлежащего поведения. В 1832 году. Но тогда на это не обратили внимания. Как и в случае с Дарьей Салтыковой, закрыть глаза на преступления помогли взятки.
Тяжба завершилась только… в 1857 году, то есть спустя четверть века после первой жалобы. Помещика «оставили в подозрении» и лишили поместья. Никакого другого наказания Виктор Страшинский не получил. А в 1861 году крепостное право было отменено. Судьба мерзавца никого уже не интересовала.
Такие гаремы содержал не только Страшинский, просто его случай привлек наибольшее внимание. Предок Александра Пушкина, Абрам Петрович Ганнибал, тоже не считал нужным проходить мимо понравившейся крепостной. В его владениях обитало немало темноволосых курчавых малышей, рожденных крестьянками, хотя он был официально женат. И светлейший князь Безбородко предпочитал проводить время не со знатной красавицей, а в окружении безропотных одалисок – собственного сераля, который он набирал по своему вкусу. Помещики пользовались своими правами на полную катушку. От Страшинского их отличало только то, что они не прибегали к насилию. Но, рассуждая здраво, могла ли крепостная возразить своему господину?
У помещика Льва Рославлева неподалеку от барского дома был построен отдельный флигель для утех. Супруга – болезненная и мало чем интересующаяся дама – смотрела на это развлечение мужа без любопытства. Рославлев не отличался либеральными взглядами и требовал от крепостных стопроцентного подчинения. Когда одна из девушек посмела ему отказать – на что требовалась изрядная смелость, – он приказал выдать ее замуж за местного дурачка. Однако управляющий, которому следовало выполнить это распоряжение, пожалел юную красавицу и нашел ей другого мужа. И тут бы все успокоилось. Но к несчастью для девушки, Рославлев не забыл о ней и вскоре справился: как живется жене юродивого? Узнав, что его приказ не выполнен, помещик пришел в ярость. Мужа неуступчивой крестьянки сразу отправили в солдаты.
Гаремы чаще создавали те, кто подолгу жил за пределами столицы. Иван Иванович Вульф, дядя пушкинского приятеля, подался в имение после того, как разорился в Петербурге. И не придумал для себя ничего лучше, как подобрать десяток пригожих крестьянок. «Прижил с дюжину детей… Такая жизнь сделала его совершенно чувственным, ни к чему другому не способным», – брезгливо записал о нем племянник. Явно небогат и персонаж картины Павла Федотова «Свежий кавалер». Рядом с гордым обладателем ордена заметно вырисовывается фигура беременной прислуги. А кто еще мог разделить одиночество мелкого чиновника, если не крепостная?
По всей видимости, не чурались гаремов и декабристы. Несмотря на романтический флер и славу «первых революционеров», не каждый из них был образчиком поведения. Известно, что Кондратий Рылеев спровоцировал знаменитую дуэль Новосильцева и Чернова, стоившую жизни первому молодому человеку. А Осип-Юлиан Горский в Подольской губернии организовал
