небольшой личный рай. «Содержал… крестьянок, купленных им… Гнусный разврат и дурное обхождение заставили… девок бежать от него и искать защиты». Судя по записке, приложенной к делу декабристов, об этом эпизоде было известно графу Милорадовичу за несколько лет до восстания, но он предпочел не реагировать. Как и в большинстве подобных случаев!
Почему таким делам неохотно давали ход – понятно. Дело не только во взятках (мог ли миллионер Милорадович за мзду от бывшего офицера замолчать некрасивую историю?). Опаснее была огласка. Признать, что дворянин, человек хорошего рода, лично знакомый с государем императором, способен на гнусность? Это бросило бы тень на остальных. И прежде всего на самого императора.
Понятие дворянской чести не было пустым звуком. За упоминание о менее серьезных делах можно было получить вызов на дуэль. О гаремах говорили с презрением и насмешкой, о насилии – уже в другом тоне. Кстати, в истории с Осипом-Юлианом Горским есть много интересных моментов. Его считали храбрецом, отличившимся в войнах с Наполеоном, и с 1821 года он даже управлял Кавказской губернией, но… спустя несколько месяцев уволился по собственному желанию. А попутно стало известно о возбуждении дела в связи с недостачей спирта в Кавказской казенной палате. Просто совпадение?
Любитель красивых крестьянок оказался обычным мошенником. Он часто подчеркивал свое знатное происхождение, упоминая то графский, то княжеский титул. Правда, в справке от 31 января 1827 года, уже после того, как Горского осудили по делу декабристов, есть такие сведения: «Никто не знает даже о его происхождении… В Белоруссии никогда не было ни графской, ни княжеской, ни даже дворянской фамилии Горских. А есть дворяне Горские в Литве, которые не признают своим подсудимого Горского… Он сын мещанина из местечка Бялыничь в Белоруссии». Свою жизнь псевдограф окончил в Омске в 1849 году.
О положении крепостных подробно писал в своем отчете А. П. Заболоцкий-Десятовский: «Предосудительные связи помещиков со своими крестьянками вовсе не редкость. В каждой губернии… укажут вам примеры. Сущность этих дел одинакова: разврат, соединенный с… насилием. Подробности разнообразны. Иной помещик заставляет удовлетворять свои… побуждения просто силой власти… другой приезжает в деревню временно повеселиться с приятелями… поит крестьянок и потом заставляет удовлетворять собственные… страсти».
Граф Сергей Каменский, например, хотя и был дважды женат и завел в двух браках двенадцать детей, все равно был не прочь «посмотреть на сторону». Любовниц он выбирал из своих дворовых девок, менял их время от времени и от скуки придумал странный ритуал. Он приказал изготовить два своих портрета, которые можно было бы носить на шее, вроде медальона. На одном граф был изображен в самом лучшем виде, на другом – со спины. Если фаворитка была в чести, то на ее шее красовался лик Каменского. Тогда остальная дворня заискивала перед ней и старалась угодить. А когда наступала пора размолвок, то с груди несчастной на всех смотрел затылок графа.
«Известна история одной из крепостных любовниц графа, некой Акулине, над которой завистливая челядь начинала измываться, стоило ей попасть в немилость. Акулину могли оставить без ужина, тихонько щипать за руки или входить в ее комнату с громким возгласом: «Молись, покуда барин сердит!» Девке полагалось в этот момент падать на колени (иначе Каменскому могли доложить, что она недостаточно усердно вымаливает прощение). Забаву эту горничные и лакеи смаковали, будто лакомство, – по несколько дней поочередно бегали к провинившейся, даже ночью. Так что горемыка старалась как можно скорее добиться снисхождения от своего вздорного господина.
Это часто называли «барщиной для женщин». Дескать, если молода и хороша да барину по нраву – терпи. За это, глядишь, и волю обретешь… На самом деле создатели гаремов редко отпускали на свободу своих фавориток. Налицо было обычное расчеловечивание – крепостных за людей не считали. Такой образ мыслей присущ маньякам: жертва – источник удовольствия, а ее потребности или желания не имеют никакого значения. Потому в историях, где фигурируют помещики-сластолюбцы, так часто обнаруживаются хотя бы одна-две убитые женщины. Выходя за рамки допустимого, они не могли остановиться только на насилии.
Русский публицист Александр Иванович Кошелев много времени посвящал делам своих поместий. За годы он собрал солидный материал о крестьянском быте, которым решил поделиться с читателями. В 1847 году он написал и опубликовал статью «Охота пуще неволи», в которой сделал очень простой вывод: свободные люди работают лучше. Впоследствии он стал одним из тех, кто представил свой вариант отмены крепостного права, причем наиболее радикальный из всех. Просто Кошелев был наблюдательнее многих. И ситуацию с помещичьим произволом он видел изнутри. Да и как было помышлять о чем-то ином, если в соседнем имении происходило подобное:
«Молодой помещик С. Страстный охотник до… свеженьких девушек. Он иначе не позволял свадьбы, как по личном фактическом испытании достоинств невесты. Родители одной девушки не согласились на это условие. Он приказал привести к себе и девушку, и ее родителей; приковал последних к стене и при них изнасильничал их дочь. Об этом много говорили в уезде, но предводитель дворянства не вышел из своего олимпийского спокойствия, и дело сошло с рук».
Но жаловались не только на дворян. У многих из них всеми делами ведали управляющие. Нередко графы и князья годами не заглядывали в свои владения, занятые придворной или военной службой. Во времена Московского царства «на хозяйстве» часто оставляли жен. В Российской империи жены вельмож и сами блистали в Петербурге, а за порядком следили нанятые люди (хотя бывали и случаи, когда управляющих назначали из числа крепостных).
Отсутствие постоянного надзора делало таких «назначенцев» чрезвычайно самоуверенными. Многие из них, прикрываясь именем хозяина, творили куда большее беззаконие, чем иные помещики. Они сами устанавливали порядки, вводили наказания, требовали к себе красивых девушек. Достучаться до господина было трудно, особенно если он бывал в имении наездами. Да и что значило слово крепостного против доводов управляющего? Нередко управляющие обкрадывали своих хозяев, от их лица занимались куплей-продажей с выгодой для себя, а то и вовсе сбегали с дворянскими капиталами.
«Старуху Макарову ее стряпчий обобрал до нитки, – записал мемуарист Филипп Вигель, – и был таков. Сбежал он не один, а с ее дворовой, которая, судя по всему, многие годы была ему и фавориткой, и кухаркой, и помощницей в неправедных делах».
Случаи, когда управляющий выбирал себе «пару» из числа крепостных, не были редким явлением. Подольститься к значимому человеку, от которого зависело благополучие всего поместья, стремились многие. Также и в помещичьи гаремы не всегда шли против воли. У Павла Кошкарева, например, имелась дюжина красавиц, готовых услужить. В своем серале помещик не допускал телесных наказаний или насилия: «Девушки все были очень развиты: прекрасно одеты и получали… ежемесячное жалованье и денежные подарки к праздничным дням. Одевались же все, конечно, не в
