стало настолько громким, что замолчать его или прекратить было невозможно. В поместьях Салтычихи производили обыски, выяснили и весь перечень лиц, которые за взятки игнорировали жалобы против нее. Разбирательства шли целых 6 лет.
Однако полный список жертв Салтычихи неизвестен. Удалось доказать гибель только 38 человек от ее руки. Всего жертвами считают сто тридцать девять. Иногда эту цифру увеличивают до двухсот. Проблема в том, что далеко не каждая жертва имела родственников, не обо всех остались свидетельства в документах помещицы.
Но даже после безусловного признания вины Дарьи Салтыковой императрица не решалась вынести вердикт. Екатерина II, так резво начавшая следствие против помещицы, переписывала приговор четыре раза, и только 2 октября 1768 года Салтычиху лишили дворянского звания, фамилии, приговорили к часу «поносительного зрелища» и пожизненному заключению в подземной тюрьме. Душегубице запрещалось общение с внешним миром, свет только во время еды, а в остальное время – пребывание в полнейшей тишине и темноте. Наказанию подверглись также двое помощников Салтычихи – священник и конюх, который запарывал крепостных до смерти.
Проведя час на позорном месте, Дарья Салтыкова отправилась в особую камеру. Как ей и было обещано, она находилась в подземном помещении, в полном мраке, где окончательно повредилась рассудком. После одиннадцати лет заточения режим снисходительно смягчили. Салтычихе позволили переехать в пристройку к храму, где даже имелось одно небольшое окно. Сплетничали, что помещица родила в тюрьме, но этот слух ничем не подтвержден. Никогда больше Дарья Николаевна не была на свободе. Всего она провела в тюрьме 33 года, до самой смерти, и была похоронена на территории Донского монастыря. Надгробье душегубицы впоследствии разбили.
Дарья Салтыкова – безусловно – клиент врача-психотерапевта. Но в XVIII веке душевные болезни не были настолько хорошо изучены. Добавим к этому обычную коррупцию. Ведь маниакальные склонности помещицы можно было остановить, если бы не система взяток. С помощью своего огромного состояния Салтычиха могла долго оставаться безнаказанной (вероятно, именно это и «спасло» помещицу Козловскую). В следующее царствование, при Павле I, губернаторам было предписано немедленно докладывать, если помещики жестоко обращались с крепостными. Но исполнить это требование стремились далеко не все.
История с помещицей потрясла русское общество. Но не только потому, что стало известно о зверствах. А по той причине, что их сочли достойными наказания. Морить крепостных голодом, держать в колодках, бить батогами считалось обыденнейшим делом. К наказаниям крепостных прибегали и управляющие Гавриила Романовича Державина, автора высокопарных стихов, прославляющих власть, и фельдмаршала Александра Суворова, и мать писателя Ивана Тургенева. Генеральша Анна Николаевна Неклюдова лично била руками своего крепостного управляющего Николая Иванова и не могла успокоиться, пока у того не шла кровь.
Жестокость иногда рождается из другой жестокости – маниакальные наклонности серийных убийц нередко являются следствием издевательств в детстве. Убийства в состоянии аффекта совершают люди, доведенные до отчаянья. В «Пошехонской старине» Салтыкова-Щедрина помещица Анфиса Порфирьевна сама является жертвой. Она оказалась женой жестокого человека, годами мучившего ее:
«С утра пьяный и разъяренный, он способен был убить, засечь, зарыть в могилу… В перспективе мелькало увечье, а чего доброго, и смерть. К тому же до Савельцева дошло, что жена еще в девушках имела любовную историю и даже будто бы родила сына… Ни один шаг не проходил ей даром, ни одного дня не проходило… чтобы муж не бил ее смертным боем».
Анфиса Порфирьевна смирилась, но в ней скопилось столько ненависти, что та должна была найти выход. Обрушилось это зло на крепостных, но жестокая помещица была наказана: сенные девушки задушили ее подушками. У истории есть реальная подоплека – случай с помещицей Бурнашевой, которую также убили собственные крепостные.
Петербургские дворяне могли переложить обязанность исполнить наказание на… полицию. Достаточно было обратиться в одну из частей Санкт-Петербурга. Наказывали, в основном, за воровство, лень и пьянство. Граф Закревский [25], например, признавался, что готов простить оступившегося один или два раза, но на третий непременно ссылает крепостного в солдаты. Даже если ему придется выслушать мольбы всей дворни и собственной семьи. Единственный плюс от рекрута был в том, что его жена получала при этом вольную.
О «стороннем» наказании, вполне возможно, и идет речь в стихотворении Николая Некрасова:
Вчерашний день, часу в шестомЗашел я на Сенную.Там били женщину кнутом,Крестьянку молодую.
Стихотворение было написано в 1848 году, за тринадцать лет до отмены крепостного права. Пороть крестьянку на площади, прилюдно, могли только по решению свыше.
Так что крепостная ненависть возникла не просто так. Она копилась годами и десятилетиями, взращивалась на благодатной почве. Конечно, после дела Салтычихи к злоупотреблениям стали присматриваться чуть внимательнее. Отмахнуться от жалобы крестьян по-прежнему пытались, но нет-нет да и случались настоящие разбирательства. А дальше зависело от степени вины помещика.
Самым крайним вариантом наказания для дворян было изъятие поместья «под государственную опеку». На 1858 год насчитали двести пятнадцать подобных случаев.
И среди них – история помещика Страшинского. Судебное разбирательство установило, что на протяжении нескольких десятков лет он содержал у себя настоящий крепостной гарем. Его случай – один из наиболее тяжелых за весь период крепостного права.
Глава 3
Помещичьи гаремы
С самого утра он принимался ждать. Но терпение никогда не было его сильной стороной. Когда стрелки часов добегали до полудня, а повозок все еще не было видно, помещик Страшинский сам седлал коня. И ехал в село. Завидев эту фигуру на рыжем толстобрюхом коне, в Мшанцах начинали суетиться. Виктор Страшинский редко снисходил до личных визитов, и когда появлялся, это грозило несчастьем: он всегда мог забрать в свой дом совершенно любую девушку, которую повстречает. Возразить ему было невозможно: барин в своем праве. А крепостные – нет.
У семьи Страшинских в Киевской губернии имелись изрядные владения. Сам барский дом находился в селе Тхоровка, в Сквирском уезде. Порядки здесь устанавливал хозяин, Виктор Страшинский. И возразить ему никто не имел права.
Он родился в 1785 году, был женат, имел детей. Позже, когда начались судебные разбирательства, жена попыталась вступиться за супруга: дескать, слова дурного от него не слышала. И вообще, никаких причин для ревности любезный муж ни разу не давал! Только в это заступничество никто не поверил. Против помещика набралось столько показаний, что защитная речь жены звучала нелепо.
Год за годом Виктор Страшинский создавал для себя персональный «сераль». Единоличный гарем из невольниц. Попасть туда могла любая молодая особа, которая приглянулась помещику. Возраст, семейное положение или личное согласие в расчет не брались совершенно. Если Страшинскому было угодно, он забирал совсем юных девочек и замужних женщин, соответствующих его вкусу. Когда крепостная пыталась противиться, ее увозили против воли. Надо помещику – держали за руки, пока он совершал насилие.
Для несчастных обитательниц гарема выделили крыло дома, и покидать его без позволения барина было невозможно. Даже