— Кто Вы, мосье? Почему Вы преследуете меня?
— Я пользуюсь маскарадной свободой, — ответил замаскированный, и при первых звуках его голоса последнее мужество покинуло маркизу, и она пробормотала:
— Это Вы? Не ошибаюсь ли я?
— Нет, Вы не ошиблись; это — я, маркиза, я, Анри де Монтеспан, Ваш муж, — и с этими словами маркиз снял маску.
Атенаиса тревожным взглядом окинула комнату и убедилась, что ждать помощи было неоткуда. При скудном освещении лицо маркиза показалось ей еще ужаснее, но он не сделал ни малейшего движения и стоял перед ней, как статуя. Наконец он произнес:
— Я приехал, чтобы увезти Вас домой. Давно пора!
Анри говорил мягко, взволнованным и грустным голосом. Маркизе, ожидавшей от оскорбленного мужа жестоких упреков, это придало храбрости.
— Мне нечего говорить Вам, что у меня теперь двоякая обязанность, — сказала она, — сперва относительно королевского дома, а потом уже относительно Вас, и я не отрицаю, что королевский дом теперь мне дороже семьи и родины.
— Прежде было не так! — с горечью сказал Анри. — Вы поклялись быть моей, и я был счастлив этой мыслью, счастлив возможностью сказать, что во всякой обстановке Атенаиса де Мортемар останется мне верна. Я всегда был Вашим защитником, хотя на мою долю выпало немало насмешек, когда слухи о Ваших успехах проникли в нашу тихую провинцию.
— Маркиз…
— Ради Бога, Атенаиса, не называй меня так!
— Я должна так говорить! — сказала маркиза с ледяной холодностью, — должна, потому что у Вас нет больше жены, маркиз де Монтеспан. Связывавших нас уз больше не существует, они разорваны мной.
— И Вы смеете открыто признаваться в этом! Вы даже с какой-то гордостью говорите о своих проступках… о своем грехе?
— Удержите свой язык, маркиз, — вспыхнув, сказала Атенаиса, — я грешила с королем Франции.
Анри в изнеможении прислонился к стене, потом снова подошел к маркизе.
— Так все это — правда, Атенаиса? Вы низвергли Лавальер, Вы теперь — всемогущая и… развратная любовница короля?! — почти взвизгнул он.
— Только одно воспоминание о прежних счастливых часах спасает Вас, маркиз де Монтеспан! Да, я люблю короля; пусть все осуждают меня, — я люблю его! Ненавидеть меня могут только королева и Лавальер, но не Вы, маркиз! Не смотрите так грозно, Вы не имеете на это никакого права; Вы сами много виноваты в этом. Зачем Вы все бросили меня в этот водоворот почестей, счастья и блеска? Я осталась бы в тихом замке Мортемар. Когда же мой отец получил герцогскую корону и переехал в Париж, моя судьба была решена. По своему характеру я не могу расправить крылья в сумрачных, тихих долинах, — мне нужны заоблачные страны; я должна видеть горы под ногами. Теперь я ясно сознаю, что моя участь решилась в тот миг, когда человек, ставший с тех пор моим злейшим врагом, показал мне портрет короля. Я не поверила Марии Бренвилье, а она была права, когда говорила мне: “Ты сделаешься маркизой Монтеспан, но не останешься ею”. Я совсем отрешилась от прошлого, которое иногда напоминает о себе. Все — и Вы первый — думали, что по опасным путям в той жизни, куда Вы меня бросили, можно идти совершенно безнаказанно, составляя предмет уважения для тех, кто смотрит на это издали? Глупцы, как все Вы заблуждались! Жизнь, в которую Вы кинули меня, звала меня на бой, и я пала в борьбе.
— О, дайте мне быть Вашим защитником, Вашей опорой… Вашим спасителем! — воскликнул маркиз. — Мы опять соединимся!
— Никогда, маркиз де Монтеспан!
— Вспомните о замке своего отца, о мирных рощах, свидетелях наших обещаний и клятв; вспомните, что Вы сказали мне, когда в последний раз увидели с горы башни Мортемара!
— Все это забыто, маркиз, все! Цель моей жизни — блеск; я стремлюсь в вышину, и на это у меня оказалось больше сил, чем я сама предполагала.
— Ужасная маркиза Бренвилье была права, — вне себя воскликнул Анри. — Она верно предсказала Вашу судьбу, но ее яды отравляли не только тело, а также и душу; весь Париж заражен этим ядом. Атенаиса де Монтеспан, я требую и настаиваю, чтобы Вы последовали за своим мужем!
Со сверкающими глазами маркиза сделала шаг вперед и промолвила:
— Будем бороться! Я обращусь к защите человека, которому принадлежу. Если мои враги еще не довели до Вашего сведения самого главного, то Вы услышите это теперь от меня самой: у меня родился ребенок от короля и этот ребенок — могущественные узы, соединяющие нас.
Закрыв лицо руками, Анри повернулся, намереваясь уйти. В эту минуту в комнату вошли двое мужчин.
— Остановитесь! — крикнул один из них. — Я все слышал.
— Боже мой, это — король! — вскрикнула испуганная маркиза.
Анри остановился. Наступило тяжелое молчание, прерываемое отдаленными звуками музыки.
— Откуда Вы явились? Как осмеливаетесь Вы нарушать мир и покой королевского праздника? — глухим голосом спросил Людовик.
— Государь, — сказал маркиз, с трудом сдерживая себя, — я имею право следовать за своей женой. Не найдя ее в нашем доме в Париже, я отправился вслед за поездом, увозившим то, что для меня дороже всего на свете. Я могу требовать к себе обратно Атенаису де Монтеспан, если бы даже ее защищала рука французского короля. Вы не разорвете уз, скованных любовью и преданностью.
— Эти узы разорваны, — возразил король, — потому что маркиза любит меня; Вы слышали это от нее самой. Оставьте ее добровольно, так как у Вас нет больше прав на маркизу с той минуты, как Вы потеряли ее сердце.
— Это ужасно, государь! Я всех призову в свидетели, пусть все осудят такой поступок! Убейте меня, и пусть тогда эта женщина через мой труп протягивает Вам руку.
— Вы очень возбуждены, маркиз, и я прощаю Вам Ваши слова. Невозможно спокойно перенести утрату такой женщины, а потому король французский не слышал Ваших слов. Вы должны научиться переносить свою судьбу; мы с Атенаисой, я знаю, никогда не расстанемся.
— Никогда, никогда! — горячо воскликнула маркиза.
— А чтобы Вам не было искушения прибегнуть к какому-нибудь насильственному поступку, влекущему за собой ужасное наказание, от которого и король не может спасти Вас, я тотчас же отдам приказ, который послужит Вашему же благу. Де Форбен, — сказал король, обращаясь к своему спутнику, — король французский приказывает Вам немедленно арестовать маркиза де Монтеспан. К завтрашнему утру, маркиз, Вы должны покинуть окрестности этого города; до возвращения двора в Париж Вы приведете в порядок все свои дела, а затем отправитесь в свои поместья в Гюйенни. Если впоследствии Вас увидят в Париже, Вы немедленно будете посажены в Бастилию.
