складов.
Вор-медвежатник Надфиль, он же имевший три судимости до войны Нехайчик Алексей Гурьянович, чьи отпечатки пальцев были обнаружены в ювелирной лавке Штерна, признался в участии налёта банды Бруса на эту лавку. По его словам, информацию о броши Брус вначале получил от Малгожаты Карпович, а затем от Обуха. По просьбе Обуха Брус должен был продать брошь, а вырученную валюту передать Обуху, взамен же тот хотел расплатиться продуктами, комплектами военной формы и обувью, которые планировалось похитить с армейских складов.
Некий Беленович Иван Тимофеевич по кличке «Чудила», авторитетный вор из Минска, по данным ориентировки, полученной из МВД СССР, в начале июля сорок первого года бежал из-под стражи в Гомеле. После захвата города немцами был задержан полевой жандармерией, но от немцев тоже бежал и долго скрывался в Овруче, затем перебрался в Минск и стал работать на Бруса. Его отпечатки пальцев были обнаружены в двух разграбленных продуктовых складах города и в магазине в Лаздинае, где два дня тому назад был убит вохровец и обнаружены следы протектора похищенного армейского «доджа».
— Кто катается на «додже»? — спросил во время допроса Храмов.
Чудила, не моргнув глазом, ответил:
— Так ведь Брус и катается. Больно нравится ему машина ента.
— Где сегодня ночью будет Брус?
На щербатом лица Чудилы появилась кривая ухмылка.
— Так ведь одному Господу известно, где он будет. Он нам не докладывает.
— Ты, гражданин Беленович, зря ухмыляешься-то. Сейчас не сорок первый год, на побег не рассчитывай.
Чудила грубо прервал Храмова:
— Ещё не вечер, начальник, ещё не вечер. Пути Господни, как известно, неисповедимы.
— Хамить будешь перед судом. И ухмыляться там же, когда тебе нарисуют статью 59.4. [18], а нарисуют её тебе на сто процентов, уж ты мне поверь. И шлёпнут тебя с превеликим удовольствием. Пальчики ведь твои, Чудила, на цевье трёхлинейки вохровца обнаружены.
Чудила зло шмыгнул носом, попросил папиросу. Храмов дал ему папиросу и зажёг спичку.
— Зачем вы пытали ювелира Штерна?
— Так он, гад, не выдал броши. Пищал, что её кто-то увёл у него. Но не мы его замочили, начальник, гадом буду, не мы. А Брус завтра поздно вечером на вокзал пойдёт. Там у него встреча с кем-то.
— Один пойдёт?
— Не-а, с братвой.
Операцию на вокзале Савельев планировал возглавить сам, но Лубянка запретила, и руководителем был назначен начальник райотдела милиции подполковник Армалас, заместителем — капитан Нестеров. Ещё до полудня провели разведку, тщательно осмотрели всю территорию, проверили каждый пассажирский и товарный вагон, полувагоны и локомотивы. Товарный состав на Ленинград с прицепленным пассажирским вагоном стоял между двумя такими же порожними товарными составами. Командир роты батальона спецназа внутренних войск старший лейтенант Гнатюк расположил своих бойцов в товарных вагонах соседних составов таким образом, что под прицелом их автоматов были все окна и тамбуры прицепленного вагона. А в полувагонах для сыпучих грузов он разместил четыре расчёта с ручными пулемётами. На привокзальную площадь заранее подогнали три автозака, камуфлированные под фургоны «ХЛЕБ» и «ПРОДУКТЫ».
Надо сказать, здесь, на Вильнюсском вокзале, в январе сорок пятого года произошла одна из самых крупных железнодорожных катастроф в СССР. О ней не писали в газетах и не говорили по радио. Информация о катастрофе была засекречена. К товарному составу, шедшему из Шяуляя в Тарнополь через Лиду, было прицеплены вагоны с боеприпасами. На железнодорожном узле станции Вильнюс эшелон взорвался. Повреждённый в годы войны вокзал был наполовину разрушен, вокруг возникли сотни пожаров. Погибло более двухсот человек. «Смерш» и НКГБ, расследовавшие это страшное преступление, виновников найти не смогли. Как обычно, виноватыми назначили начальника станции и охрану. Но большинство косвенных улик вели к тому, что это было дело рук банды Слона.
Вся привокзальная территория и сам вокзал представляли собой одну сплошную стройку. Повсюду виднелись штабели досок, поддоны с кирпичом, кучи арматуры, камня для мощения площади… Подполковник Армалас приказал часть оперсостава переодеть в рабочие спецовки и разместить в разных местах под видом бригад строителей. Локомотивную бригаду тоже укомплектовали оперативниками, оставив настоящим только пожилого машиниста.
К вечеру в основном всё было готово, но Армалас нервничал, не находил себе места, вновь и вновь обходил территорию вокзала. Он волновался — не опоздают ли капитан Нестеров и его люди. Конечно, он знал, чем занимается сегодня группа Нестерова и большинство оперативников ОББ райотдела милиции, искренне был рад раскрытию убийства ювелира, многих других преступлений, арестам уголовников. Но сердце предательски щемило, и если бы кто обратил внимание на высокого, сутуловатого железнодорожного чиновника в поношенном чёрном мундире, заметил бы, как дёргалось его правое плечо, прострелянное немецким снайпером летом сорок третьего под Курском. За тот бой командир разведвзвода 249‐го стрелкового полка 16‐й Литовской стрелковой дивизии лейтенант Ромас Армалас получил свою первую награду — медаль «За боевые заслуги».
Он нервно взглянул на часы — без четверти двадцать — и вошёл в здание вокзала. По плану операции в вокзальном ресторане засаду составляли люди группы Савельева — капитан милиции Бойцов и старший лейтенант милиции Кобзев — с приданными им сотрудниками райотдела милиции. Нестеров, Храмов, Соколаускас и Бончюнас в сопровождении бойцов батальона спецназа внутренних войск должны были проследовать в приготовленный вагон со специальным баулом, демонстрируя отправку в Ленинград ценного груза под защитой усиленного конвоя.
Армалас должен был находиться в здании вокзала. Он вошёл в ресторан. Многие столики были уже заняты. Сегодня отмечался большой христианский праздник — Рождество Пресвятой Богородицы. Местные поляки семьями пришли в ресторан на праздничный ужин. В левом углу тапёр играл «Сад Эдема» Шопена. Звуки райской музыки создавали обстановку блаженного покоя и умиротворения. Люди разговаривали тихо, старались не звенеть приборами, официанты двигались бесшумно. Армалас с трудом рассмотрел участников засады, удовлетворённо выдохнул и присел за крайний столик у двери. Шустрый официант — агент уголовного розыска — тут же поставил на стол дымящийся кофейник, две чашки и блюдо с знаменитым виленским заварным печеньем. Бойцов и Кобзев, оба в офицерских мундирах повседневной общевойсковой формы, заняли столик у окна, напротив входной двери, взяв под контроль весь зал и вход-выход. Шесть оперативников, кто в форме железнодорожников, кто в цивильных костюмах, разместились по кругу, замкнув, таким образом, весь зал.
Армалас хорошо понимал, с кем они имеют дело, знал, что часть посетителей — люди Бруса, заранее прибывшие проверить обстановку и организовать безопасный визит главаря банды. Ему крайне не хотелось шума, нарушения этого праздничного спокойствия. Не хотелось стрельбы и неминуемых при ней жертв мирных граждан. Он надеялся на опыт своих и московских сотрудников, на то, что Бруса, если
