это объясняет, почему кампания в Германию была приостановлена. В течение нескольких предыдущих месяцев двенадцать легионов и тысячи вспомогательных войск готовились на реках Рен и Данувий к массированной трехсторонней атаке, которая должна была прорваться вглубь земель варваров. Их целью было сокрушить племя маркоманнов, которое сам Август считал угрозой империи.
— Вот почему и были отобраны такие люди, как ты и я. — Ветус пустился в объяснения. — Если мы не поведем наших людей к победе в Германии, то мы начнем обучать новобранцев, вместе с которыми будем сражаться в Иллирике!
«Ветус прав, — подумал Тулл. — Зачем еще посылать в Италику ветеранов-центурионов?» Он тут же подумал о Фенестеле, своем верном оптионе, который остался с его людьми в Ветере. Вместе они привели в форму больше неопытных рекрутов, чем Тулл вообще мог припомнить. Ему придется подать прошение, чтобы Фенестела присоединили к нему.
— За это нужно выпить, — заявил Ветус. — Я угощаю.
— Тысяча собак! — сказал Тулл, желая, чтобы его головная боль прошла. — А, почему бы и нет?
Примерно через пятнадцать дней Тулл с Ветусом приближались к Бононии. Перейдя заснеженные горы к югу от Кастра Регина и спустившись на равнины, где доминировала река Падус, они и их личные рабы вышли на мощеную Виа Фламиния в Мутине и проследовали по ней на юго-восток. Это был первый визит Тулла на родину за много лет, и, забыв о войне в Иллирике, он часто испытывал приступы ностальгии по родным местам. Раскинувшиеся фермы и виноградники, дома с красной черепицей, золотистое тепло зимнего солнца заставили вспомнить резкие различия между Италикой и затянутыми облаками влажными землями Германии, где он провел предыдущее десятилетие и даже больше.
Он вырос в нескольких сотнях миль к югу, не так уж и далеко, учитывая расстояние, которое они только что преодолели. Его родители давно умерли, но у него были сестры. У них были мужья и дети, которых он никогда не видел. Не впервые Тулл решил написать письмо, когда представится возможность, и не в первый раз он задался вопросом, научились ли его братья и сестры читать и писать, как он сам за время армейской службы. «Это не оправдание, — решил он. — Кто-нибудь сможет прочитать его послание, возможно, их мужья или писец в ближайшем городе».
Мысли о семье заставили его задуматься о своем собственном положении. Поскольку всем солдатам было запрещено жениться, в основном, Тулл был слишком занят своими людьми и не думал об этом, а в свободное время он довольствовался поиском шлюх, когда чувствовал в этом потребность. Однако в последние годы, когда он осознал, что легионы не навсегда станут его домом, мысль о том, чтобы остепениться, привлекала его больше, чем оплаченные плотские утехи. С Божьей помощью он найдет себе жену, когда придет время уходить на пенсию. В его сознании всплыл образ Сироны, бойкой галльской женщины, которая управляла одной из гостиниц в Ветере. Он понятия не имел, проявит ли она какой-нибудь интерес к стареющему центуриону.
Тулл ехал на своем крепком сером скакуне, с легкой грацией, чего нельзя было сказать о Ветусе. Тот не сочетался с лошадью. По пути на юг Тулл немало позабавился из-за отсутствия навыков у своего друга. Ветус старался изо всех сил ответить ему тем же и безжалостно подтрунивая над неспособностью Тулла справиться с выпивкой. Это было совсем как в старые добрые времена в Рапаксе, и ощущалось глотком свежего воздуха для Тулла.
— Вот он. — указал Тулл. В полумиле от них вырисовывались характерные очертания римского походного лагеря: прямоугольный, с воротами посередине вдоль каждой стороны. По верху стены тянулся деревянный вал, на котором можно было увидеть часовых. — Он большой. В этом лагере можно разместить целый легион, а может, и больше.
— Там, наверное, много призывников, — сказал Ветус. — Ты готов к встрече с ними?
— Конечно, — Тулл провел рукой по своей виноградной лозе.
— Этот придурок «Седо Альтерам» все еще здесь? — Прозванный «Принеси мне еще» из-за своей привычки ломать свой витис о спины людей. Этот центурион Восемнадцатого легиона был объектом всеобщего порицания.
— Он таким и остался, к сожалению. Однажды он проснется на дне Ренуса.
«Если и есть судьба, которой он хотел бы избежать, — решил Тулл, — так это быть убитым своими же людьми». «Хотя это маловероятно», потом решил он. С первых дней его службы в качестве офицера его солдаты стали близки ему как кровные родственники, и через шесть месяцев его новые рекруты станут такими же.
Позже в тот же день настроение Тулла несколько потускнело. Очевидно, что призывники - это не то же самое, что добровольцы, но он не ожидал увидеть такой сброд. Он расхаживал взад и вперед перед семьюдесятью с лишним мужчинами, которые были ему поручены. Плохо физически сложенные с кислыми лицами, испуганные или откровенно злобные на вид: он посчитал, что это был самым отвратительным набором рекрутов, который ему довелось когда-либо видеть. Беглый взгляд на плац дал понять, что он никого не может выделить из толпы: мало кто из будущих легионеров был похож на настоящего вояку. Казалось, что dilectus - набор войск, заказанный императором, не увенчался успехом, и все же весной этим людям, а вместе с ними и Туллу, придется столкнуться с грозными иллирийцами. Догадка Ветуса оказалась верной. Лагерь должен будет обеспечить легион подготовленными солдатами; после обучения он будет развернут для поддержки подразделений, уже задействованных в Иллирике.
Беды Тулла не ограничились его рядовыми солдатами. Вместо трех младших офицеров у него оказалось двое. Они также были какими-то нерадивыми. Красный нос-картошка и пятнистые щеки оптиона намекали на близкое знакомство с дном винного кувшина, а морщинистый сигнифер выглядел так, будто его должны были уволить еще пятнадцать лет назад.
Каменное выражение лица Тулла не выдавало ни малейшего сомнения. Шлепок, шлепок, шлепок - он все время стучал витисом по своей левой ладони. Его ботинки захрустели по грязи. Он прошел вдоль первой шеренги, насчитывающей восемнадцать рекрутов в длину, и обошел вторую шеренгу. Буравя взглядом любого, кто встречался с ним взглядом – их было немного – он продумывал одно спешное суждение за другим.
Запуганные, со следами наручников на запястьях и с хорошо видимыми шрамами, некоторые мужчины были бывшими рабами. Другие были не бедными типами с нежными руками и явно недовольными своим пребыванием здесь. Многие ли из той и другой группы
