него появилась идея. Каким бы нелепым это ни было, он отдал приказ найти все трупы, которые только можно было найти. Иллириец или римлянин, это не имело значения. Поднимая и волоча их, он и его солдаты стаскивали тела вниз одно за другим, воздвигая стену из доспехов и плоти поверх останков повозки.
Их усилия увенчались полным успехом: разрыв увеличился настолько, что через него смогла пройти волна их товарищей.
«Это была цена, которую стоило заплатить, — решил Тулл. — Полного уничтожения удалось избежать».
Осознание этого не остановило боль в его сердце.
Несмотря на проявленную доблесть Тулла, потери среди римлян были тяжелыми. Двадцать три человека из его центурии погибли, в то время как другие, такие как Ветуса, были полностью уничтожены. Число убитых достигло более пятисот, и примерно столько же получили сильные ожоги. Потери не помешали падению Ретинума на следующий день. Как только пожары погасли, ничто не могло помешать римлянам вернуться в цитадель, оборона которой также была охвачена пламенем. Иллирийский гарнизон, укрывшийся в подземных помещениях под своей крепостью, оказал небольшое сопротивление. Убитые горем, легионеры перебили их десятками, прежде чем вмешались офицеры. Все еще оплакивая Урсуса, Шипа, Адриана, Кассия и всех своих других погибших, Тулл позволил бы убийствам продолжаться. Однако, как сказал Фенестела, мертвые иллирийцы стоили бы меньше, чем живые, которых можно продать в рабство.
Взятие Ретинума сломило дух местных племен. Армия Германика смела все на своем пути, как и армия полководца Сильвана на юго-востоке. За целый месяц до сбора урожая паннонийцы сдались. И хотя южное племя дасидиаты продолжали борьбу, восстание близилось к концу.
Невзирая на шумное пение, громкие разговоры и непристойный смех, жужжащий хор цикад все еще был слышен. Это была ясная, теплая ночь, освещенная тысячами мерцающих звезд. Хорошая погода позволила Октавии не пользоваться своей палаткой, и тем самым обслужить гораздо больше клиентов. Сотни легионеров, не занятых службой, собрались у ее деревянной стойки, за которой были сложены бесчисленное количество амфор. Тулл находился там с Фенестелой. Они пили с самого полудня и, несомненно, были измотаны. Октавия доливала их кувшин каждый раз, когда он приближался к середине, и не принимала никакой оплаты; — Отдаю свой долг, — говорила она всякий раз, когда Тулл пытался это сделать.
— А вот и Магнус, — сказал Фенестела. — Эй, Магнус!
— И Улыбка, — произнес Тулл. — Идите сюда, вы оба.
Пара протолкнулась локтями мимо других легионеров. Они отдали честь, ухмыляясь. — Это вы, господин?.
— Хотите выпить? — спросил Тулл, махнув рукой на кувшин на стойке. — Наливайте себе.
— Благодарю вас, господин. — Улыбка налил Магнусу, потом себе. Они подняли кубки за Тулла, а затем за Фенестелу.
— За павших товарищей. Dis manibus, — хрипло произнес Тулл. — За Виндокомуса!
— За Виндокомуса!
— За Урсуса, — сказал Улыбка.
Они выпили.
— За Шипа и Адриана.
Они снова выпили.
— За Касся, — тихо сказал Магнус.
Они опять выпили.
—Хорошие были люди. —Тулл кивнул с важным видом. — И хорошие солдаты. Да упокоятся их души! Dis manibus!
— Да упокоятся их души! Dis manibus! — повторили все.
Наступила тишина, когда они вспоминали своих боевых товарищей.
Тулл поймал взгляд Октавии.
— Еще кувшин? — спросила она.
— Да. Благодарим.
Когда все наполнили чаши, Тулл произнес тост за окончание войны. — Осталось недолго, ребята, — сказал он. — Самое позднее, весной.
— Значит, весной вы возвращаетесь в Ветеру, господин, — сказал Магнус, выглядя немного подавленным.
— Или раньше, если верить слухам, — сказал Тулл. — Германику и другим полководцам не нужны десять легионов, чтобы закончить здесь это дело.
— В восемнадцатый, не так ли, господин? — Улыбка тоже выглядел грустным.
— Совершенно верно! — Хотя эти люди и остальная часть его центурии стали ему дороги, Тулл все же был рад. Пора было возвращаться домой.
Улыбка ухмыльнулся. — Может быть, однажды нас переведут на Ренус, господин.
— Если Боги сочтут, это сбудется, — добавил Магнус. — Для меня было бы честью снова служить под вашим началом, господин.
Растроганный, Тулл потянулся, чтобы схватить сначала большую лапу Магнуса, а затем руку Улыбки. — Это и для меня было бы честью.
— Выпьем за это! — взревел Фенестела, и его бородка вздыбилась.
Сражения в этой истории являются частью «Войны Батосов» (оба не связанных между собой вождя с одинаковым именем), которая произошла между 6 и 9 годами н. э. в Иллирике, области, примерно занимающей территорию современным Словении, Хорватии, Боснии и Герцеговине и части Сербии и Черногории. Восстание, вызванное суровым правлением римлян, быстро распространилось по всему региону, и численность армий мятежников в районе составляла сто тысяч воинов. Встревоженный масштабом и свирепостью восстания, а также неспособностью своих легатов немедленно его подавить, Август прибегнул к воинской повинности. Казалось, Туллу было подарком оказаться среди офицеров, призванных обучать новых рекрутов. Кампания 8 года н. э. включала нападения на Сплонум и Ретинум. Сожжение последнего, тяжелые потери, понесенные римлянами там, и то, как им пришлось спасаться, используя тела убитых, были описаны Дионом Кассием. Более подробную информацию об этой захватывающей войне можно найти в превосходном тексте Германика в редакции моего друга Линдси Пауэлла (издательство Pen & Sword Books).
