Громкий смех великого князя неожиданно прервал слова Адомаса.
— Боярин, я это знал всегда, без тебя и перехваченных сегодня писем. Чем выше положение человека, тем больше у него недругов и завистников, имеются они и у меня, великого литовского князя. Но кто они, с кем связаны, каковы их планы? Вот на что должны дать ответ послания моего брата Андрея.
— Великий князь, мне неизвестно, когда удастся проникнуть в тайну перехваченных лоскутов. Пока хочу предупредить тебя о следующем. Мои надежные соглядатаи донесли, что боярин Витаутас выступал против твоего похода на Русь и говорил, что пока московский Дмитрий борется с Мамаем, надобно собрать все наши силы и, не опасаясь Москвы, ударить по крестоносцам. Они против твоего союза с Ордой, считая его ошибкой.
— Бородатый козел! — выкрикнул Ягайло. — Ишь, ему не нравится мой союз с Мамаем и то, что я иду на Русь. Еще бы, ведь его старший сын женился на смоленской княжне и принял православие. Ничего, боярин, дай только разделаться с Москвой…
— Князь Юстас тоже против союза с Мамаем, — вкрадчивым голосом продолжал Адомас, подступая ближе к Ягайле. — Третьего дня на охоте он говорил, что Литве вместе с Москвой следует обрушиться вначале на Орду, после чего сообща выступить против тевтонов. Он хвалил твоих братьев и заявил, что только союз с Русью и Польшей может спасти Литву от крестоносцев.
— Лишь его советов мне не хватало, — еле сдерживаясь, проговорил Ягайло. — Желает союза с Москвой? То-то два его племянника ушли с моим братом Дмитрием на Русь. Ничего, дайте мне только покончить с Москвой…
— А боярин Юлиус, сказавшись хворым и оставшись в усадьбе, прислал с сыном только половину воинов, а остальных распустил по домам, — шептал Адомас уже в ухо Ягайле. — А жене сказал, что за Орду пусть воюет великий князь, а у него имеются дела поважнее в собственной усадьбе.
Грохнув кулаком по столу, Ягайло вскочил на ноги, метнулся сначала в угол комнаты, затем остановился против Адомаса.
— До сегодняшнего дня я опасался только русичей, теперь не должен верить и литовским князьям и боярам! Как могу идти на Русь, если в самой Литве вокруг меня измена? Подскажи, что мне делать, как быть?
— Великий князь, мои верные люди неотступно следят за всеми твоими врагами, будь они русскими князьями или литовскими боярами. Конечно, лучше всего поскорее вырвать их змеиные жала, да не пришло еще это время. Но придет, нужно только ждать.
— Ждать? Сколько? Московский Дмитрий со своей ратью уже выступил из Коломны против Мамая, а из Орды ни слуху ни духу. Я не могу спокойно сидеть и ждать, видя, что победа уходит из моих рук.
— О какой победе ты говоришь, великий князь?
— Мои братья остались одни, князь Дмитрий уже не в состоянии помочь им, Владимир Серпуховский с его малой дружиной мне не страшен. Я могу разбить братьев поодиночке, покуда они разобщены, а затем двинуться на Москву. Пусть тогда Мамай попробует сказать, что Литва не помогла ему.
— Твои братья не новички в воинском деле, великий князь, разбить их будет не так просто. Поэтому нужно ждать, тем более что осталось недолго. Час назад ко мне прискакал гонец с южного порубежья и сообщил, что их дозор видел в степи татарский чамбул в тысячу сабель. Он следует в нашу сторону. Думаю, это и есть обещанный гонец от Мамая.
Глаза Ягайлы весело блеснули.
— Боярин, ты исцелил меня! Но смотри, чтобы эту грамоту я получил от Мамаева гонца, а не из чужих рук, как прошлый раз.
— Великий князь, та грамота оказалась настоящей, а боярин Векша верен нам, как собака хозяину. Клянется всеми святыми, что отбил ее у казаков-ватажников.
— Тысяча сабель — не сто, — проговорил Ягайло. — Будем надеяться, что целый чамбул окажется не по зубам степным разбойникам.
— Я вышлю навстречу гонцу пять сотен панцирников. Но кроме этого, дабы обезопасить грамоту, я решил сделать и кое-что другое. Выслушай меня, великий князь…
Осторожный стук в дверь прервал разговор князя Данилы с Боброком и воеводой Богданом.
— Княже, дозволь весть передать, — негромко донеслось из-за двери.
— Входи, — разрешил князь Данило и остановил Боброка, поднявшегося было из-за стола. — Сиди, это верный человек. От него можно не хорониться.
Вошедший слуга плотно прикрыл за собой дверь, отвесил присутствующим почтительный поклон.
— Княже, какой-то человек хочет видеть тебя. На обличье худороден, по одежде незнатен, однако говорит, что единожды встречался с тобой на охоте, и уверяет, что ты будешь рад видеть его. Только потому и смею тебя беспокоить, что уж больно настырен он.
Князь переглянулся с Боброком.
— Говорит, встречался со мной на охоте? Невелик ростом, горбат, кутается в плащ? Таков или нет?
— Таков, княже. Уродлив и мерзопакостен на вид.
— Где он?
— Остался на тропинке у трех камней. Сказал, будет ждать тебя с важным известием.
— Хорошо, иди.
Едва за слугой закрылась дверь, князь Данило взглянул на Боброка.
— Это конюший Адомаса, о котором я рассказывал. Тот, что предупредил меня о воеводской измене и обещал прийти снова. С той первой встречи не было от него никаких вестей, а вот сегодня он явился с важным разговором. Интересно, что у него на сей раз?
Боброк задумался.
— Помню о нем, князь, хорошо помню. Много думал я о нем и его известии, только ни к какому выводу так и не пришел. Непонятный он человек, странным кажется его поступок А главное, нет причин ни верить ему, ни подозревать в злом умысле. Ведь будь воевода Богдан на самом деле изменником, конюший своим доносом сослужил бы нам неплохую службу. Может, зря мы не верим ему?
— Возможно, и так, боярин. Люди предают себе подобных из-за золота или из ненависти, и если отпадает одно, остается другое. Прошлый раз конюший отказался от моего золота, думаю, вряд ли нужно ему в таком случае и Ягайлово. Значит, остается ненависть. Я проверил и узнал, что старая боярыня, мать Адомаса, действительно велела в детстве искалечить его. Как знать, может, именно ненависть и желание отомстить за свою исковерканную по чужой прихоти жизнь привели его ко мне. Лишь так и никак иначе могу объяснить я поведение конюшего.
— Может, так оно и есть. — Воевода поднял глаза на князя Данилу. — А возможно…
Боброк не договорил, встал из-за стола. Протянул руку к висевшему на стене плащу, набросил на себя.
— Хватит, князь, гадать нам, как бабам-ворожеям, давай лучше посмотрим еще раз на ночного гостя, теперь уже вдвоем. На месте и решим, что он за человек.
— Добро, боярин.
Князь тоже поднялся со скамьи, положил руку на плечо воеводы Богдана.
— Подожди нас здесь. Рано тебе еще ходить со мной, пускай Адомасовы глаза и уши думают, что ты у меня в опале.
