Она больше ничего не стала объяснять, и Даниэль прекратил расспросы. Девушка позволила ему поднести ее ладонь к губам, но затем Виолетта выдернула руку. Всю дорогу мы шли, поддерживая ее.
Я взял с собой полотняную накидку, и мы накрыли ею подругу, чтобы никто на городских улицах не заметил ее растрепанного вида.
Я зашел домой первым. К моему облегчению, родителей еще не было. Переступив порог моей комнаты, Виолетта вытерлась полотенцем и расчесалась. Затем посмотрела на свое отражение в зеркале и побледнела. Глядя в темные, холодные глаза Даниэля, наблюдавшего за ней, я понял, что он разрабатывает план мщения.
— Мне пора, — произнесла девочка.
Даниэль спросил дозволения проводить ее до дома, но она отказалась и попросила разрешения оставить у себя Фанни на несколько дней.
Выйдя за дверь, я присел перед собакой на корточки. Поцеловав ее в морду, я объяснил ей, что Виолетте необходима ласка. Нельзя рычать, скрести лапами по полу, бешено лизаться и царапать мебель, издавая неприятные звуки. Впрочем, я говорил это не столько собаке, сколько Виолетте, чтобы выразить ей свою любовь. Однако она не проявила никакого интереса к моей речи. Подозвав Фанни, она поспешила вниз по улице, словно спасалась от надвигающейся грозы. Даниэль подбросил в воздух большой камень и на лету поймал его.
Мать Виолетты несколько дней не пускала нас с Даниэлем. Я увидел Виолетту только через пять дней, когда она вернула мне Фанни. Мама резала хлеб, поэтому дверь открыл я. Собака бросилась ко мне, бешено виляя хвостом. Виолетта смущенно стояла в дверях. Когда я, наконец, посмотрел на нее, я потерял дар речи: ее золотисто-каштановые волосы были неровно острижены выше плеч.
— Виолетта, зачем они это сделали?
Она повернулась и, недослушав меня, пошла прочь. После этого я не видел ее больше недели, пока однажды не проснулся среди ночи от звука камушков, которые она бросала в мое окно. Ночь была лунной, и я заметил на ней дамскую шляпку с оборкой. Зная, что Виолетта никогда не покрывала голову, я почувствовал беспокойство. Выскользнув из дома, я подбежал к ней.
— Извини, что разбудила, — произнесла она всхлипывая. — Прости меня за все. Я так ужасно себя вела. Прости меня, Джон.
— За что?! Я не понимаю. Виолетта о чем ты говоришь?
Она сняла шляпку. По-видимому, кто-то еще раз остриг ей волосы до самого затылка, причем сделал это тупыми ножницами. Шея девушки была покрыта порезами и царапинами.
— Виолетта, кто остриг твои волосы?
Она покачала головой и, не ответив, пошла прочь. Я постоял несколько минут, потом бросился за ней, выкрикивая ее имя. Она побежала, и я уже подумал, что не догоню ее, но рядом с тюрьмой в конце улицы она неожиданно споткнулась. Я нагнал ее, она закричала, а затем сильно ударила меня по лицу, разбив мне губы в кровь.
Мы оба были так ошеломлены, что просто смотрели друг на друга, не в силах произнести ни одного слова. Почувствовав во рту соленый привкус, я сплюнул. Вместо извинений Виолетта крепко обняла меня, и я почувствовал, какое хрупкое у нее тело. Не боясь испачкаться, мы уселись прямо на мостовую.
— Он и раньше иногда приходил ко мне, — сказала она. — И… и трогал меня, просто трогал. Но в тот день в лесу он позволил себе нечто больше. Он был пьян и погнался за мной. А потом… Он пригрозил, что если я скажу кому-нибудь, он убьет меня. Я пообещала молчать. Но я рассказала. Я была зла на него.
— Кто это был? Кто обидел тебя?
— Я не могу сказать.
— Виолетта, мы должны пойти к моим родителям, ты расскажешь им.
— Нет.
Я встал и попытался поднять ее, но мои усилия были тщетны.
— Ты не доверяешь мне?
— Джон, я не никому не доверяю.
— Ты лжешь. Доверься мне, или забудь дорогу ко мне домой!
— Ты не понимаешь. Ты еще слишком мал. Жизнь… Моя жизнь теперь подобна запертой комнате. Я просто хотела, чтобы ты выслушал меня. — Она вскочила. — Извини, я не хотела обидеть тебя.
Она пошла прочь, опустив голову.
— Но ведь должен быть выход, — крикнул я вслед.
Она не ответила, но я был уверен в своих словах. Тогда я еще не понимал, что не всегда у тех комнат, где мы заперты, есть ключи.
Пытаясь уснуть в ту ночь, я принял глупое решение самому разобраться во всем.
В следующую пятницу, после урока рисования у оливковых сестер, я пришел под окно Виолетты и стал звать ее. Наконец, чтобы избавиться от меня, она согласилась встретиться со мной на следующий день на каровом озере. Я сказал, что Даниэль не сможет присоединиться к нам. Она обрадовалась этому и сказала, что не может видеть его сейчас, что она противна самой себе. Она взяла с меня обещание, что я ничего не скажу ему о нашем ночном разговоре.
— Это принесет только неприятности, — пояснила она. — Для него, для меня, для всех.
Чтобы убедиться в том, что Даниэль не придет, я пошел к дому сеньоры Беатрис и сказал ему, что ни я, ни Виолетта не сможем завтра прийти к каровому озеру. Я твердо решил встретиться с ней наедине, чтобы выяснить, кто ее обидел Я наивно полагал, что одного моего присутствия и сильного желания выяснить имя негодяя хватит, чтобы обратить в бегство всех мерзавцев.
На самом деле я поступал безответственно, не думал о благополучии своей подруги.
Виолетта согласилась на встречу со мной, вероятно, лишь из-за того, что хотела вернуть наши хорошие отношения. Еще не раз в жизни мне представлялась возможность узнать, что желание возвратить счастливое прошлое способно придать нам безграничную отвагу.
Дом Виолетты находился на Руа-дас-Вентайнас, ухабистой дороге на восточной окраине города, ведущей к реке. На следующее утро мы с Фанни спрятались за каменной стеной амбара, стоящего рядом с ее домом. Когда часы пробили десять, Виолетта выскользнула из дверей и пошла дорогой, по которой мы никогда не ходили. Наша подруга вела себя предусмотрительно, надеясь тем самым ускользнуть от возможного преследователя. Мы с Фанни следовали за ней в двухстах шагах. Я был уверен, что на улице не было никого кроме нас.
Но мы не предвидели, что негодяй вышел из города раньше ее. За милю до места нашей встречи к каровому озеру вела только одна дорога, где он и поджидал нас.
У дорожки, по которой мы ходили каждую субботу стояла старая ветхая мельница, опутанная виноградной лозой. Когда мы подошли к ней, на дорогу вышел мужчина в длинном темном плаще. Перейдя на другую сторону, он скрылся в сосновом лесу. Я узнал дядю Виолетты, Томаса Гонсалеса. Он был лысым и толстым, как пивная бочка, и ходил сутулясь, словно на шее у него был привязан невидимый груз. Как это ни смешно звучит сейчас, но тогда я подумал, что мы оба решили присмотреть за Виолеттой, и почувствовал безграничную благодарность к этому сильному взрослому человеку за то, что у него возникла та же идея, что и у меня.
