— Держи за труды, — Медведь швырнул мальчишке, караулившему рысаков с экипажем, мелкую монету.
Тот, кажется, не сильно поразился его чудесному превращению. На питерских улицах он и не такое встречал. Спустя еще полминуты лихач с пассажиром, как ни в чем не бывало, катил в направлении Литейного.
Верный выглядел каким-то вареным. На такую акцию, вообще, стоило бы лучше отправить Грека. Есть в нем какая-то дерзость, а этот скорее просто позер. Медведь раньше намекал Кречету, что надо позаботиться о замене, но без толку. «План не меняем», — только это и услышал в ответ. Правда, сегодня, прощаясь на съемной квартирке в Кузнечном переулке, Кречет очень настоятельно попросил его не сводить с Верного глаз.
— Думаешь, газету читал? — в лоб спросил Медведь.
— Не должен был, но мало ли…
— По краю идем.
— Только так сможем победить, — как обычно, весомо постановил Кречет.
Разве тут возразишь? И Медведь по мере возможности присматривал за Верным с самого начала их маршрута. Присматривал, зная, что нужно будет сделать потом… Хотя в основном, конечно, приходилось уделять внимание вороным. Рысаки попались с норовом, к тому же, видимо, крепко помнили руку покойного хозяина, а к его, Медведя, манере править лошадьми не могли привыкнуть так сразу.
Впрочем, в сроки они укладывались. Правда, чуть застряли в городе, где настрого запрещалось гнать. Медведь не искушал судьбу, дабы избежать объяснений с полицией. После Литейного проспекта аккуратно выехали на Владимирский, дальше на Загородный и, от поворота налево, по прямой, без задержек — уже до самой Московской заставы. Миновав ее, помчались с ветерком, легко отыгрывая вынужденное опоздание.
В Царское могли прибыть даже чуть раньше намеченного. Но здесь важно было не перебрать и не болтаться потом без дела поблизости от императорской резиденции. Поэтому Медведь пару раз останавливался на шоссе, возился с упряжью, с озабоченным лицом осматривал колеса и рессоры. Верный теперь не отрывался от часов с цепочкой. Когда, по всем заранее произведенным расчетам, до вокзала осталось десять минут езды, тронул Медведя за плечо.
— Пора!
Тишайшую улочку тоже присмотрели во время предыдущего визита. Жившая на ней дворцовая обслуга спать ложилась рано, поскольку вставала чуть ли не с первыми петухами. Одинокий экипаж с поднятым верхом ни у кого не вызвал бы любопытства.
Под неотрывным взором Медведя его напарник достал из-под сиденья жестяную коробочку и щипцы. Выудил из коробочки тонкую стеклянную трубку размером с безымянный палец, наполненную коричневатым составом. Секунду помедлил, собрался с духом и несильно сдавил щипцами один конец трубки. Стекло хрустнуло.
Далее на очереди был деревянный бутылочный ящик, всю дорогу им чутко сберегаемый. Содержимое ящика укрывала дорогая оберточная бумага, а сбоку в дне, которое изготовили немного толще обычного, имелось круглое отверстие, наглухо запечатанное пробкой под цвет дерева. Помогая Верному, Медведь вынул пробку, после чего трубку пропихнули глубоко внутрь. Пробка скрыла ее.
— Всё, — сказал Верный. — Готово.
Медведь гордился своим самообладанием, но сейчас он ощутил, что его ладони взмокли. Достать запал обратно было уже нельзя.
Привокзальная площадь в Царском Селе была до середины заставлена разнообразными каретами и колясками и по краю оцеплена лейб-гвардейцами. Ближе к станционному комплексу через равные промежутки стояли жандармы в форме, а около павильонов методично прохаживались сотрудники Третьего отделения в штатском. Часы на башне главного здания показывали без четверти одиннадцать, когда из улицы Широкой выехал экипаж, запряженный парой вороных.
Григорий Денисович увидел его из окна кареты, поставленной ближе всех к императорскому павильону. Легкие сумерки, перетекавшие в белую ночь, нисколько не мешали обзору. План, который Платонов предварительно изложил графу Адлербергу, был одобрен государем. Руководил операцией лично шеф жандармов Мезенцов.
— Вы представляете, что будет, если адская машина сработает раньше? Например, у входа в вокзал или на перроне? — тихо спросил начальник Третьего отделения во время последнего совещания днем в субботу.
— Они испытывали запалы не однажды. Ездили на пустыри за город и выверяли время с точностью до минуты, Богданов при сем присутствовал, — заметил Платонов.
— Меня удивляет и настораживает, что оба Соколовских не участвуют в покушении. А между тем, старший из них — создатель бомбы, ему и карты в руки.
— Я предполагаю, что их план не ограничивается покушением.
Мезенцов поморщился, как от зубной боли.
— Оставьте, пожалуйста. По-моему, это ваши фантазии. Конечно, повеление государя мы выполним и сегодня же к вечеру примем необходимые меры. Но, повторюсь, я не верю в столь…э-э… удивительную версию.
— Довольно будет принятия необходимых мер, Николай Владимирович, верить вовсе не обязательно, — примирительным тоном сказал министр двора.
Сейчас его императорское величество должен был попрощаться с императрицей и проследовать к вагону. Адлерберг находился рядом с ним. Перед краткой церемонией проводов с чьих-то уст сорвался слух, что княжна Долгорукова 26 якобы настаивала на своем присутствии и желала приехать сюда. «Только этого не хватало», — едва не произнес Платонов. К счастью, как тут же шепнул ему один расторопный и проверенный человечек, слух был ложным, и ничто не омрачило семейную идиллию.
Посторонний экипаж, разумеется, был остановлен гвардейцами. К нему, придерживая рукой шашку в ножнах, бежал один из жандармских офицеров.
— Я коллежский регистратор 27 Корецкий, чиновник для поручений канцелярии министерства. От его сиятельства графа Адлерберга! — выкрикнул Борис, спрыгивая с подножки.
Реальный Корецкий в это время, должно быть, готовился отойти ко сну в любимом домашнем колпаке и ночной рубашке, не ведая о своем участии в историческом событии. Главное, что фамилия, чин и должность были подлинными.
— Граф с государем, — ответил жандарм не вполне решительно.
Борис выхватил из-за отворота мундира сложенную вдвое бумагу.
— Господин поручик, очень срочно. Извольте прочесть!
«Прошу оказать всё возможное содействие», — от руки значилось в записке на типографском бланке с двуглавым орлом и полным наименованием министерства императорского двора и уделов. Здесь же размашисто красовалась подпись самого Адлерберга, с легко узнаваемым хвостом.
— Его сиятельство распорядился о дополнительной поставке к столу его величества, — заявил самозваный Корецкий. — Красное «Бордо», дюжина бутылок. Еле успели…
Жандармский поручик помедлил. Любимую марку императора он тоже знал. Медведь, восседавший на козлах, впился в него глазами.
— Минутку, господин советник, — буркнул
