до леска ему не добраться. После краткого шока пришла боль.
От остановившихся экипажей бежали люди. «А вот выкусите! Не дамся, не пойду в петлю», — захлебываясь ненавистью, подумал Медведь и левой рукой вытащил из потайного кармашка пилюлю, полученную от Кречета.
Подоспевшие агенты Третьего отделения увидели, как он с перекошенным лицом рухнул на пашню. Яд подействовал мгновенно.
Глава одиннадцатая
Целиться ниже
В кондитерской Вольфа и Беранже было мало посетителей. По воскресеньям столичное общество пробуждалось поздно, раскачивалось с ленцой. Касалось это, конечно, людей передовых, эмансипированных. Петербуржцы, державшиеся за старые заветы, вставали рано и собирались в церковь. Григорий Денисович Платонов к передовым кругам себя не относил, но и в храм не пошел. Сидя в любимом заведении за тем же, что и в прошлый раз, угловым столиком, он потягивал из чашки очень крепкий кофе по-восточному. Разделить с ним пузатый кофейник опять вызвался подполковник Левкович.
— Николай Владимирович пребывает в очень скверном расположении духа, — говорил он. — Шеф полагает, что вы слишком доверились Богданову и убедили министра, а тот государя.
— Чем же он не оправдал доверие? — поинтересовался Платонов.
— Отклонился от инструкции, пустил в ход оружие… Это была ваша идея дать ему револьвер.
— Вы действительно восстановили картину произошедшего?
— Поверьте, задача была несложной, — сказал жандармский офицер. — Сделано два выстрела. Один не причинил вреда злоумышленнику, другим он был ранен и не смог далее сопротивляться. Его кинжал остался в ножнах на внутреннем поясе, а это основное оружие, которым были убиты Владыкин и вчерашний извозчик на Малой Итальянской. Выходит, стычку затеял Богданов, застав сообщника врасплох.
— Но зачем ему было затевать стычку? И, наконец, как вы себе это видите? Богданов, отъехав недалеко от Царского Села, вдруг требует остановиться — прошу заметить, не в деревне, а буквально в поле — и угрожает Медведю револьвером?
Левкович не сразу нашелся с ответом.
— Кстати, личность убитого террориста пока не выяснена? — продолжил Григорий Денисович.
— Ищем через картотеку, подняли материалы по «Народной расправе». Думаю, найдем, но понадобится время. А у студента, знаете, могли просто нервы сдать.
— Не могу поверить, что они сдали без повода, — Платонов на секунду зажмурился, наслаждаясь напитком.
Подполковник по привычке понизил голос, хотя соседний столик был свободен.
— Между нами, Николай Владимирович расстроен из-за еще одного обстоятельства.
— Собираетесь выдать мне государственную тайну? — невесело пошутил Григорий Денисович.
— Да какая тайна… Опаснейшие заговорщики — молодые люди из прекрасных семей. Не знали нужды, тягот, получали хорошее образование, могли преуспеть. Вместо этого навлекли позор на родителей, на всех близких. Шеф не может понять, почему. Ей-богу, революция хуже чумы с холерой. Куда заразнее!
— Старший из Соколовских точно мог преуспеть. Его способности пригодились бы и в горном деле, и в военном. Запал от бомбы вам так и не достался?
— Увы. Бутылки с динамитом мы вынули прямо в вагоне-кухне, а ящик пришлось сбросить с поезда, — сообщил Левкович. — Подобрали то, что уцелело, но формулу по обломкам не вывести. Надеюсь, воспользуемся лабораторией господина Кречета.
— Найти бы ее сначала…
— Давайте запасемся терпением, Григорий Денисович. Я не верю в счастливые озарения. Только упорная черновая работа приносит результат. Сейчас на ноги поднята вся агентура, нам помогают полиция, дворники. Предупреждена таможня. Всем розданы приметы, студия без сна и отдыха печатает фотопортреты. Рано или поздно Соколовские попадутся!
Страстный монолог Всеволода Романовича не особенно зажег Платонова. Он подлил еще кофе и меланхолично ответил:
— Время меня и беспокоит более всего. Точнее, его нехватка.
Место для себя Грек, посланный братом, тоже присмотрел заранее. Отсюда до точки взрыва, с учетом вероятных задержек царского поезда, было примерно одинаковое расстояние. Кречет заверил его, что в любом случае звук будет слышен. Располагаться ближе к железной дороге было опасно: после крушения всю округу наводнят солдаты и жандармы, важно убраться как можно скорее. Так что образ подпившего столичного повесы, выбравшегося субботним вечером за город, к приятелям, Греку вполне подходил. Наняв извозчика у Гостиного двора, он, пока ехали, потчевал его рассказами о своих мифических собутыльниках, время от времени принимаясь петь романсы. Возница оставался невозмутимым, только хмыкал иногда.
Ориентиром Грек выбрал Чесменскую военную богадельню, открытую при папаше нынешнего императора в путевом дворце екатерининской эпохи. Само здание, как и ворота, ведущие во двор, находились на некотором отдалении от шоссе. Очень удобно: и сторожа вряд ли полезут с расспросами, и стоять можно сколько угодно, не возбуждая опасений у извозчика. Не в глухой ведь чаще.
— Да, вот здесь и встречаемся, а потом снова гулять будем. Ты как думал? — с пьяной интонацией вызывающе обратился он к мужику, хотя тот не собирался спорить.
Достал из кармана жилетки часы: начало двенадцатого. Медведь и Верный как раз должны закончить и отчалить от вокзала. Если всё идет по плану…
Вокруг действительно стояла тишина. Только поодаль от них тонко попискивала какая-то птица. «Пять или шесть верст не помеха, точно услышу», — мысленно сказал себе Грек.
Развлекать извозчика уже не тянуло, но деваться было некуда.
— Где ж они есть? К-куда з-запропастились? — растерянно приговаривал он, каждые две-три минуты глядя на часы.
Никогда за свои двадцать семь лет Дмитрий Соколовский не ждал так истово. Больше полугода он, как и старший брат, жил этой акцией, не мог серьезно думать ни о чем другом. Николай и ему не доверял всего, что знал сам. Однако это не мешало младшему беспрекословно следовать за ним. Когда Кречет открыл ему детали сегодняшнего плана, он пришел в восторг.
Всё было выстроено с математической точностью, принята во внимание даже психология противной стороны. Конечно, никто из них, когда до отправления останется несколько минут, не осмелится спросить лично у министра двора, давал ли он поручение какому-то коллежскому регистратору. Ну, и записка, добытая Владыкиным — как главный козырь. Проигрыш исключен!
В половине двенадцатого он стал надеяться, что план, возможно, пришлось изменить на ходу. Извозчик клевал носом на козлах, совсем не слушая его бессвязное бормотание. Еще через четверть часа не осталось ни малейшей
