запасе всего несколько мгновений.
Луи послал рыжего вперед. Солнце, пронизавшее кроны деревьев косыми утренними лучами, светило в глаза преследователям, и те не сразу поняли, на каком расстоянии возник перед ними всадник. Звон тетивы прозвучал одновременно с их криками — и бровастый, согнувшись пополам, стал медленно сползать на землю.
«Кажется, я его все же не убил! — успел подумать Луи. — Ну и железячина — даже не прицелиться как следует… А впрочем, пусть его живет. Лишь бы отвязался!»
Кнехты что-то орали, лихорадочно заряжая арбалеты. Они ждали, что француз, подстреливший их предводителя, вновь обратится в бегство, однако Луи, напротив, дал шпоры коню и поскакал навстречу преследователям.
Зарядить арбалет успел только один из них. Но пущенная в спешке стрела лишь чиркнула рыцаря по плечу — точнее по железу его кольчуги, не причинив ему никакого вреда. Меж тем второй кнехт лихорадочно крутил катушку, словно не видя налетающего на него врага. И опомнился, лишь когда широкое белое лезвие сверкнуло ему прямо в глаза. Больше он уже ничего не увидел.
Его товарищ решил не испытывать судьбу. Развернув коня, он бросился наутек, и вскоре стук копыт рассыпался среди шелеста листвы и гомона птичьих голосов.
Луи соскочил с седла. Держа оружие наготове, подошел к бровастому. Тот лежал, все так же сжимая поводья, и конь, которому он из-за этого низко пригнул к земле голову, нетерпеливо дергал повод, стараясь освободиться. Стрела вошла немцу в бок, но, как и предполагал Шато-Крайон, не убила его — услышав шаги, бровастый повернул голову и открыл до того болезненно зажмуренные глаза.
— Кто вы такие? — спросил Луи. — Для чего вам понадобилось брать в плен мирного трубадура?
Раненый не понимал по-французски, но, видимо, догадался о смысле сказанного. Однако лишь качнул головой и, заметив склоненную к нему голову коня, выпустил поводья, давая тому свободу.
— Я сам объясню тебе, для чего они это сделали! — послышался за спиной голос Блонделя. — Едем отсюда скорее — мы должны спешить. А этот человек, возможно, и сам не знает, почему получил такой приказ. Знал тот, которому ты вогнал в глаз кинжал. Это он бил меня и допрашивал. Едем, Луи!
Молодой человек опять прислушался. Издали донеслись голоса — должно быть, двое остававшихся возле постоялого двора, теперь, сев на лошадей своих убитых товарищей, пустились вдогонку за остальными и, скорее всего, столкнулись со спасавшимся бегством арбалетчиком.
— Думаю, они найдут этого молодца, — Луи кивнул на бровастого. — И если ему еще можно помочь, сделают это. Раз не он разукрасил вашу благородную внешность, мессир Блондель, то у меня к нему больше нет вопросов. Да и вообще добивать раненых не в моих правилах. Сто против одного, что ваши друзья втроем не станут продолжать погоню. Вперед! До вечера будем за тридцать-сорок лье отсюда. И остановимся, когда найдем безопасное местечко, чтобы поужинать и переночевать.
— Да, — заметил трубадур, вновь вскакивая в седло. — Это смешно, но спать мне сейчас хочется больше всего.
— Лишнее доказательство вашего природного мужества, мессир! — улыбнулся Луи. — Но только предупреждаю: где бы мы ни расположились, будь там хоть перины из лучшего фламандского полотна, набитые чистейшим пухом, я не засну, покуда не услышу, что с вами приключилось, и каким образом вы угодили в западню.
Глава 4
Третий куплет
— Неподалеку от Вены расположен очень красивый замок. Его лет двести назад построили. Он называется Дюренштейн. В последние годы Леопольд Австрийский очень часто и подолгу в нем бывает. И у меня с самого начала родилось подозрение, что там он и мог бы укрыть короля Ричарда. Еще когда я был здесь полгода назад, мне именно так и подумалось. Хотя и не было доказательств, что его величество попал в плен именно к Леопольду. А вот на этот раз мне довелось в одном венском трактире услыхать беседу двух солдат. Один рассказывал другому, что в Дюренштейне усилили охрану, потому как там содержат какого-то очень знатного пленника.
Блондель говорил, стоя на коленях возле небольшого ручейка и старательно умываясь. Шагах в двадцати от воды, среди группы невысоких, нарядно распушившихся сосенок, были расстелены плащи путников и сложены их дорожные сумки (благо сумка Блонделя так и осталась притороченной к седлу его гнедого конька, а потому не пропала).
В небольшом очажке, сооруженном из четырех положенных крестообразно камней, трещали сухие сучья, а на деревянном вертеле аппетитно румянилась тушка тетерева, которого графу повезло подстрелить, едва они устроили привал. Если бы не эта удача, на ужин у бедных менестрелей остались бы только ломти хлеба да полфляги вина, которое так и не успел выпить Луи Шато-Крайон. Правда, молодые люди тревожились — а не устроили ли они запрещенную охоту на земле какого-нибудь барона и не грозит ли им лишиться глаз за такую дерзость [36], однако лес казался достаточно диким, да и бояться здешней стражи после уже пережитой погони и схватки казалось смешно.
— Оказавшись в Вене, я узнал, что герцог Леопольд сейчас вновь в Дюренштейне, и что не так давно его посетил гонец от императора Генриха, — продолжал Блондель свой рассказ. — Это меня насторожило, и я решил попробовать проникнуть в замок.
— Пожалуй, это было слишком рискованно! — заметил Луи, поворачивая вертел над огнем и на всякий случай прислушиваясь: ему сейчас очень не хотелось неожиданных встреч и драк.
— Да, я понимал, что рискую… Но, как выяснилось, рисковал я не зря!
Рыцарь-трубадур встал и, отряхивая воду со своей куртки, подошел к костру. Теперь, когда на его лице не было запекшейся крови, еще заметнее стали багровые кровоподтеки и длинная ссадина, прочертившая правую щеку. Левый глаз почти не видел, распухла и верхняя губа.
— Мессир! Я бы не советовал вам в ближайшую неделю попадаться на глаза вашей даме сердца, — усмехнулся Луи. — Дамы любят перевязывать боевые раны, но
